Блеск и Нищета Сумасшедших

– Как думаешь, а есть ещё в мире люди, кроме нас? – спросил как-то Лунтик у автора.
— Я думаю, что нет. Наша больница – центр вселенной, а мы – последние люди на Земле.
– А как же муз-Тв? Вот вчера концерт был, там в прямом эфире певица Зара выступала, а по первому новости показывали...
– Нам крутят старые записи. На самом деле сейчас три тысячи тридцатый год, пепелище крестовых походов, и мы живём в инопланетной колонии. Ты хоть раз видел других людей не по телевизору? Только персонал и больные, больше никого...
— Но ко мне тётя приезжает! — возразил Лунтик
— Родственники больных были воссозданы только для видимости. На самом деле они существуют только здесь, а когда выходят за пределы больницы – исчезают, потому что там никого нет.
– Вот оно что... Теперь буду знать!
– Только тёте об этом не говори, а то не приедет.
– Конечно, не скажу, я же не дурак! — сказал Лунтик и громко засмеялся.

Конечно же, он понимает абсурдность беседы, но, тем не менее, этот вопрос задаёт всем и каждому. Когда лежишь в психушке такое долгое время безвылазно, волей-неволей начинаешь задаваться и не такими вопросами. И он такой не один.

Таких здесь много. И если чью-то жизнь можно назвать просто существованием, то именно их. Это не день сурка – это даже не день. Единственное, чем отличаются будни дурдома – это передачами по телевизору. Спустя пару лет ты привыкаешь к своему положению. Спустя пять забываешь всех своих прошлых друзей. Спустя десять многие из-за лекарств уже не помнят, что в них вообще когда-то была какая-то другая жизнь. Они просто механически ходят туда-сюда по отделению, на автомате просят оставить покурить или дать им добавку хлеба. Когда в жизни ничего не меняется и все действия выполняются на автомате, активность мозга сводится почти к нулю – это показывали даже научные исследования.

Психоневрологический интернат – последняя мечта и надежда всех отчаявшихся. Это такое место, где на постоянной основе содержатся психически больные люди. И несмотря на то, что интернаты бывают разные, почти в любом из них условия лучше, чем в N-горской больнице.
Если хорошо себя зарекомендовать, то будет всё: прогулки по территории в другое время, встречи с противоположным полом и даже семейные отношения (женщины в интернатах тоже есть), а в выходные некоторым разрешают выходить за пределы интерната и вести обычную жизнь. С каждым больным тесно общается местный психолог, который и решает, кому что можно. Первые месяцы, конечно, ко всем присматриваются.

Никакой карательной медицины, никаких блатных, издевающихся над больными и забирающих у них последнее. Пенсию не заберёт Игорь Николаевич, больные тратят её сами – кто-то ходит в магазин сопровождении сотрудников интерната, кто-то просто заказывает продукты по списку. 75% отчисляется интернату на содержание, а остальные 25 тратит сам больной. Конечно же, случаются случаи эксплуатации больных и присваивания себе их средств, но здесь такое происходит намного реже. Люди, что работают в интернате, как правило, в разы более доброжелательные и честные люди, а за годы нахождения там относятся к его жителям как к своим детям – особенно те, у кого своих детей нет.

Самодеятельность, социальная жизнь, забота, человеческие условия – кому-то из жителей интерната даже разрешают плееры, телефоны, планшеты и прочие гаджеты. Для таких завсегдатаев N-горской больницы все эти условия кажутся чьей-то больной фантазией. Такого просто не может быть, это вымысел – думает Коля, и скорее всего для него это фантастикой и останется – государственные психинтернаты переполнены. Для того, чтобы туда попасть, простые ждут своей очереди по десять лет, а то и больше – а очередь всегда можно подвинуть, заплатив круглую сумму.

У Лунтика ещё есть такой шанс – его Тётя, живущая в его квартире на его пенсию, вполне может из жалости устроить племяннику такие условия. Он лежит в больнице безвылазно уже десять лет, и подвинуть его в очереди будет не таким дорогим удовольствием. Но для тех, у кого никого нет, интернат остаётся несбыточной мечтой и последней надеждой.

Антоша представляет собой жалкое зрелище. Он целыми днями лежит и больше ничего не делает – кормят его тоже насильно, пинками подгоняя к столовой. И сейчас четверо больных – Стас, Комар, Лысый и Герман – трясут Антошу, чтобы тащить его на прогулку. Тот просыпается и начинает плакать:

– Не хочу я гулять, я хочу сдохнуть!

Его тащат по ступенькам вниз, а он поджимает ноги и рыдает. В туалет он тоже не ходит — на нём всегда надет подгузник, который иногда забывают поменять. Поэтому он ненавидит лето – ведь летом ему иногда приходится возвращаться из сна в реальную жизнь.

– Убейте меня! Я не хочу жить, я хочу сдохнуть! Застрелите меня, задушите меня! – кричит он. – Умоляю, прекратите мои мучения!

Но его выводят на прогулку и кладут на лавочку. С лавочки он, как правило, падает и валяется на земле. Иногда его так и оставляют лежать до конца прогулки.

А три года назад он был нормальным человеком. До того, как брат сдал его сюда. У Антоши был лёгкий нервный срыв на почве стресса после смерти матери, и брат воспользовался этим: заплатил врачам, чтобы из него сделали овощ, а сам занял доставшуюся по наследству трёхкомнатную квартиру. Теперь Антошу травят лошадиными дозами сильнейших препаратов – внутривенно, перорально, внутримышечно. И вот он лежит на земле под лавочкой, скрючившись, как вопросительный знак. КВАРТИРНЫЙ ВОПРОС.

Галоперидол, также известный как галочка – в психушках это лекарство номер один. Вообще он предназначен для снятия симптомов шизофрении – таких, например, как навязчивые состояния или голоса в голове. Но добрые доктора и медсёстры, зная о страшных побочных эффектах галочки, используют её в качестве наказания, и особо провинившиеся личности, даже если у них нет явных симптомов и психических отклонений, получают его в таблетках и инъекциях. А ещё его дают многим принудчикам. Из новоприбывших – всем.
А есть ещё так называемые "масляные" уколы — клопиксол акуфаз, галоперидол деканоат, модитен депо. Они действуют две или три недели в зависимости от дозировки. Страшная вещь. Во время укола всё нормально, на следующий день тоже. Через два дня начинается эффект, через три-четыре дня пик действия, и неподготовленные больные порой готовы на колени встать ради таблетки циклодола — настолько сильно скручивает мышцы. Кое-как помогает кофеин, и поэтому пьют крепкий чай или жрут его всухомятку.

Тот же коридор. Тот же пост. Идёт раздача таблеток. На смене в тот день толстая шепелявая старуха Вероника Александровна Шепелева по прозвищу Шапокляк. С виду – милая бабушка, божий одуванчик, но это только с виду. Шапокляк была патологической садисткой, но очень хитро маскировалась: со всеми мило разговаривала, здоровалась, обменивалась новостями. И был у неё один фетиш: она любила смотреть на чужие страдания. Иногда она провоцировала больных на конфликт и с удовольствием наблюдала за драками, иногда спаивала Палыча, но особой её страстью был гиперкинез.
Она могла больному по раздаче таблеток вместо двух таблеток галоперидола дозировкой 1,5 мг (полторашек) и таблетки циклодола дать три "пятёрки" – то есть дозу, В ПЯТЬ РАЗ (!) превышающую назначенную. Неудивительно, что больные подолгу кричали и корчились в муках. А сама она причитала:
– Кривлялся, кривляйся дальше... Смотрите, какой актёр! Как яростно циклодол выпрашивать умеет! Тебя бы в кино!
Да, симулянты в психушках – дело не самое редкое. Ради циклодола люди и не такое исполняют, но... Прекрасно зная, что человек не симулирует, она не давала человеку антидот.

И однажды это закончилось плачевно. Больной Павел Сердюченко посмел упрекнуть Веронику Александровну в том, что она ему вместо циклодола дала галоперидол. А выпадов в свой адрес не прощала больным никогда.

– Он не пьёт таблетки! – крикнула она. – Он их выплёвывает, а потом разглядывает!
– И что же мы будем с ним делать? – спросила санитарка.
– Колоть будем! – крикнула она. Укол никак не выплюнешь!

И поверх тройной дозы она сделала ему укол. По официальной версии там был галоперидол и аминазин. Что там было на самом деле – знает лишь она. Набирала шприц она в процедурке, где на тот момент никого не было.
Через пять минут после укола Паша Сердюченко скрутился в три погибели и начал истошно вопить.
– Ох как симулирует! А ещё говорит, что пьёт таблетки! Привяжите его!
Сердюченко привязали. Он орал так истошно, что даже санитарки уговаривали Шепелеву что-то с этим сделать, на что та отвечала:
– Без назначения? А ответственность за это кто нести потом будет?
И при этом то и дело поглядывала на вопящего. А он всё орал и орал. Чтобы он не мешал никому спать своими истошными воплями, ему сделали ещё один укол.
– Вот, уснул! Симулирует, я же говорила! – возликовала Шапокляк.
И он действительно уснул после этого укола. Правда, вечным сном.
По официальной версии он умер от сердечной недостаточности. Вероника Александровна Шепелева никакой ответственности за это не понесла, только по настоянию Мышкина написала заявление на увольнение по собственному желанию, что впоследствии не помешало ей устроиться работать в другую психиатрическую больницу.

Впрочем, это уже совсем другая история.

Свининой в дурдомовской среде называют циклодол – таблетки, корректирующие побочные эффекты галоперидола и других нейролептиков, также иногда используемые для лечения болезни паркинсона. При передозировке вызывают возбуждение, повышенное сердцебиение, прилив энергии и галлюцинации, а спустя какое-то время бессонницу и депрессию. Также циклодол называют мотоциклом, циклом или дурдомовской скоростью. У него есть аналоги — например, безак и акинетон – но наибольшей популярностью пользуется именно циклодол. Его вы, кстати, нигде не достанете без рецепта – он продаётся только в государственных аптеках под очень строгим контролем. А карбид – это карбамазепин, противосудорожное. От него тормозят, залипают и засыпают.

– Лунтик, что ты делаешь за сигарету?
– Нюхаю писюн! – на автомате ответил тот.
– У тебя есть возможность заработать себе покурить! – сказал Стасик. – Давай!
– Ну это же шутка, я же больше так не делаю! – грустно сказал Лунтик.
– Две сигареты!
– Ну правда, это же шутка просто, это же некультурно!
– Три сигареты! – повышает ставку Стасик.
– Три сигареты, кто больше! – вмешивается в разговор Лысый. - три сигареты раз, три сигареты два, три сигареты...
– Пять сигарет! – сказал кто-то.
– Шесть сигарет, и точка! – отрезал Стасик.
– Шесть сигарет раз! Шесть сигарет два! Шесть сигарет три! Продано!
– Ну что, Лунтик, приступай! – сказал Стасик и снял штаны.
Лунтик нехотя подошёл к нему, встал на колени и сделал то, что должен был сделать. Весь туалет взорвался смехом.
– И чем пахнет? — спросил его ухахатывающийся Лысый.
– Ну не знаю. Как обычно! – грустно промямлил Лунтик. – Стасик, ты же дашь мне шесть сигарет?
– Нет. – ответил Стасик.
– Почему? – обиженно спросил Лунтик.
– ПОТОМУ ЧТО ТЫ ЛОХ, И Я ТЕБЯ КИДАЮ!!! АХАХАХАХАХХ!!! – рассмеялся Добрый, а вместе с ним и весь туалет. Лунтик с грустной физиономией ушёл обратно в угол и сел на корточки.

После этого все разойдутся, и в туалете останетесь только Вы с Лунтиком.
– Извините, а Вы не оставите мне, пожалуйста, покурить? – спросит он у Вас.
И Вы оставите ему покурить, а то и целую сигарету дадите. Ведь мир не без добрых людей.