
Русская литература. Большие книги
Antigo
- 207 книг

Ваша оценка
Ваша оценка
Не столь давно очарованная поэтическими творениями Владимира Набокова, добралась-таки наконец и до его автобиографической прозы. Это вообще был очень любопытный литературный опыт в моей жизни: непреходящее ощущение того, что читала я все же одну книгу, но сначала - в стихах, а уж затем - в прозе. Темы, нашедшие отражение в кратких поэтических строчках, получили свое развертывание в данных мемуарах, написанных классиком в середине 50-х. Да, сюда вошла далеко не вся жизнь Владимира Владимировича, но, думается, значительная и важная ее часть, ее судьбоносные этапы.
Какие это разные части книги по наполнению и настроению! Первая часть "Других берегов" отсылает читателя в самую счастливую и трогательную пору любого, наверно, человека - детство, с его забавами, первыми открытиями, милыми воспоминаниями о родных, друзьях, учителях и прочем, о доме и природе, детских увлечениях, которые будут сопровождать, возможно, всю жизнь. Набоков априори не может писать просто и банально, и книга воспоминаний превращается в некий полувымышленный-полунастоящий роман, до того он филигранно выписан! Образы, метафоры, интрига - все это одновременно завораживает красотой слога и увлекает, как ни странно, сюжетом - чужая невыдуманная жизнь оказывается чуть ли не увлекательнее многих художественных книг. Он только обмолвится нам: "Самый ужасный гувернер из тех, что у меня были", а ты уже ждешь подробного рассказа из уст классика о том, чем же провинился перед будущим писателем обыкновенный учитель. Он начнет рассказывать о няньке, а тебе уже не терпится узнать ее дальнейшую судьбу (и он обязательно поведает обо всем). Он с нескрываемым восторгом делится своими теплыми воспоминаниями, как ранним утром уходил в лес ловить бабочек, он, по его же собственным словам, орал, когда удавалось найти действительно редкий экземпляр, и он мчался, этот неугомонный 12-летний мальчишка, показать находку своему отцу, едва ли не единственному, кто разделял необычное увлечение сына. Он искренне поведает о своей первой и второй любви (он был влюбчив), и ты сидишь и переживаешь за героя, хотя где-то там в подсознании помнишь, что не этой и не той женщинам удастся занять самое главное место в его жизни, что та самая женщина еще только впереди...
Первая часть по теплоте и уютности напомнила мне "Детство" Л. Н. Толстого. Вторую, связанную с тяготами эмигрантской жизни Набокова, мне сложно с чем-то сравнивать: мало я читала мемуаров людей, разлученных с Родиной.
"Другие берега" кажется мне теперь, по прочтении, построенными на контрасте: светлая, яркая, счастливая пора его в жизни и темно-серая, мрачных оттенков, более меланхоличная пора скитаний по Европе. Он сам честно признается в том: Европа не стала второй родиной, за десяток с лишним летом пребывания в Германии он так и не выучил немецкий язык, не прочел ни единой немецкой газеты или книги ауф дойч. Он сравнивает английские апартаменты, и сравнение не в пользу чужбины. Он упивается там русскими книгами, русскими авторами, какие только может достать в оригинале, он боится забыть русский, ночами, невыспавшийся, он пишет стихи - опять же на русском о том, как ему снится Россия. А потом подводит резким и категоричным тоном: "Кроме скуки и отвращения, Европа не возбудила во мне ничего".
Что меня поразило в подобных мемуарах (люблю биографическую литературу, и есть, с чем сравнивать): он никогда не жалуется на жизнь. Живет в довольно стесненных условиях, вдали от родины, лишенный многих привилегий, которые полагались ему по праву рождения (богатая семья госчиновника, шикарный дом, связи, возможность не работать поденно), он спокойно рассказывает об этом! Он не винит поминутно большевиков, из-за которых вынужден был покинуть Россию. Более того, он, учась в Кембридже, где были и другие выходцы из России, никогда не поддерживал подобных разговоров. Он вообще по жизни был против всяких союзов, объединений и прочего (за что получал в школе нагоняи от учителей, ведь держался большей частью особняком). Да, потом в его лекциях по русской литературе достанется советским писателям сполна, но вот в книге воспоминаний его мысли о России исключительно светлые и добрые; по крайней мере, именно такое впечатление создается во время чтения его мемуаров, а что уж на самом деле творилось в его мыслях, сердце и душе, мы уже никогда не узнаем).
Трогательно личное, к слову, нашло отражение и во второй части его мемуарных записей, здесь оно связано с рождением единственного сына. Нечасто встречаешь подобные строки, написанные отцами - без слащавости, но и не строго холодные. Его прогулки, ожидание рождения маленького человечка, желание оградить сына от зла этого мира - до чего же это было... вот не могу подобрать эпитет... мило, нежно, душевно...
Это было еще одно мое открытие из книги. Открытие другого Набокова. Из прочих открытий - совершенно недетское увлечение энтомологией (он уже с детства очень серьезно - совсем по-взрослому - к этому относился), футболом, шахматами... И странное дело, мне сложно представить его, закрыв на минуту глаза, во всех перечисленных ипостасях. Мне реально трудно, практически невозможно явить в своем сознании Набокова ребенком - вот есть, видимо, люди, которые рождаются сразу взрослыми. Так же чертовски трудно представить мне его сейчас голкипером, а ведь он делал успехи на этом поприще (как он там проникновенно рассказывает о роли вратаря на поле и в команде! Хотя, если вдуматься, нет, наверное, на свете вещи, предмета или события. о котором ВВ не смог бы рассказать с присущим ему метафорическим воодушевлением). А шахматы! Он же не только любил в них играть - он сам составлял на протяжении долгих лет (как я поняла, в том числе и заработка ради - он ведь не чурался совершенно никакой работы, занимался переводами и как-то даже переводил инструкции для кранов) шахматные задачи!
Вторая часть книга трогательна и тем, что в ней он обращается напрямую к любимой. И ты, внимательный читатель, помимо своей воли, вдруг оказываешься безмолвным наблюдателем отношений в чужой паре...
Вряд ли Набоков, создавая "Другие берега" (так и хочется сказать: "воссоздавая" - из памяти же все бралось) ставил себе целью разбогатеть на собственных мемуарах. Скорее запечатлеть то немногое, что еще не выветрилось с эмиграцией, хотелось законсервировать воспоминания, сберечь - для себя, близких, потомков.
Кстати, еще одно мое открытие из книги (она сравнительно небольшая по объему, но вон сколько информации я получила из нее): он часто наделял собственных персонажей своими личными воспоминаниями. И после того, как он это проделывал с героями, воспоминания развеивались в прах, будто выполнив свое предназначение. А вот с помощью "Берегов" он хотел удержать все это летящее, недолговечное, бумага все же надежнее клеточек в голове...
Часто слышала мнение о том, что Набоков-де больше европейский человек по складу характера и мировоззрению, нежели русский. Так вот, после чтения этой книги я начинаю сомневаться в услышанном. Его чудные пейзажи из первой части книги берут за душу, в них чувствуется что-то родное и понятное каждому русскому: сумерки, река, луг, мычащие коровы, бескрайние просторы и луга, черемуха, в лес за грибами - все это описано так зримо, что сразу же встает перед глазами. Ты читаешь и узнаешь все это, понимая, что автор не придумал ни слова, а лишь записал увиденное когда-то...
"Другие берега" стали для меня открытием другого Набокова, какого-то более душевного, человечного, родного русской душе. До этого момента он был для меня исключительно строгим холодным интеллектуалом из Европы, вещающим о литературе, всегда поражающим своими необычайно красивыми метафорами в книгах. А вот сейчас открылся как человек, как муж и отец, как сын и брат, как ученик и студент.
Мемуары написаны дивным набоковским слогом, знакомым поклонникам его таланта по его художественным вещам, читать их - одно наслаждение. В планах теперь прочтение полноценной биографической книги о любимом писателе и его роман "Ада". Надеюсь, не разочарует ни то ни другое.

Никогда не понимала (да и теперь, наверно, все же не до конца) фразу из одной популярной некогда песни: "Но нельзя же быть на свете красивой такой". Хотя сейчас гораздо ближе к ее пониманию - в свете прочитанного мною прекрасного романа Владимира Набокова. Вот нельзя же настолько красиво писать, поражая внимание читателя изящными метафорами, словотворчеством, невесомыми образами, рождающимися словно из ниоткуда, но при этом зримыми и осязаемыми - это своего рода настоящее "преступление" в сфере литературы, ведь читателю придется потом спуститься с небес на землю (к чтению книг, гораздо более просто написанных; представьте, какое это будет разочарование). А если серьезно: то такое уважение к русскому слову, такое мастерское владение им само по себе уникальное явление (я не перестаю удивляться, почему наши современные русские писатели не используют на 100% возможности родного языка?)
Набоковский текст - это всегда невероятное наслаждение для читателя вдумчивого, эстетствующего, ценящего гармонию и сообразность в любых их представлениях - в искусстве ли, в жизни, и в то же время это большое искушение (и наказание) для читателя увлекающегося (и это не в пику кому-нибудь, это я пишу прежде всего про себя) - трудно оторваться от слога и сфокусироваться на сюжете книги.
Набоков-стилист всегда на шаг (а то и на два) опережает Набокова-рассказчика, и очарованные изяществом слога, мы легко и невзначай можем пропустить главное - смысловую наполненность его произведений. Вот потому-то мне всегда они так трудно даются: просто физически сложно оторвать фокус внимания от рассыпанных в вязи набоковского текста красот-жемчужин (выписывая понравившиеся цитаты из книги к себе в блокнот, исписала так, между делом, два блокнота) и сосредоточиться на происходящем, на, собственно, действии романа.
Сюжет незамысловат и незатейлив, но по-своему очарователен, ведь главным героем будет поэт (а впоследствии и писатель) Федор Константинович Годунов-Чердынцев; как водится у Набокова, эмигрант, живущий в Берлине, - так и хочется упомянуть про автобиографичность книги (ведь и сам Набоков тоже жил в Берлине и в те же самые годы), но, как признается сам автор в предисловии к одному из позднейших изданий своего романа, это совершенно не так и не надо искать аналогий между персонажем и им (и как тут не вспомнить в этой связи Владимир Набоков - Подвиг с той же псевдобиографической линией). Тема творчества, вдохновения, работы над созданием литературного произведения - как же все это я люблю (и самое интересное, что брала книгу для чтения, совершенно не знакомясь с аннотацией, поэтому все перечисленное стало для меня приятным сюрпризом).
По сюжету книги, Федор Константинович работает над созданием монументального труда - художественной биографии Н.Г. Чернышевского. И вот чего только я не ждала от романа Набокова, но роман в романе - это оказалось круче любых ожиданий. Нас ждет и довольно большая часть этого романа, и последующая затем критика на этот вымышленный роман - да и вообще по большому счету вся книга Набокова повествует о литературе. Литература словно стала главной героиней этого произведения: постоянные разговоры и споры героев на литературные темы, уже упоминавшаяся работа над книгой; литература проникает в каждую клеточку жизни, заполняя ее собой, облагораживая, видоизменяя, оттого и споры о литературе такие острые - это не что-то там для развлечения, это как новая форма жизни...
И на фоне такой масштабной и всеобъемлющей литературы фигура самого Годунова-Чердынцева съеживается, сужается до мельчайшей фигурки, а жаль...Его мечтания, его чаяния, его тонкая любовная линия с Зиной, чуть-чуть намеком и пунктирно, - как бы хотелось увидеть это в исполнении набоковского пера более выпукло, объемно, законченно, но отчего создается впечатление, что этот герой автору как будто и не важен или же он предлагает дописать его образ читателю самостоятельно - у Набокова ведь всегда такие умные и образованные читатели...
4/5 Возвращаясь на минутку к заглавию книги: "Дар" - это ведь не только новая книга, которую собрался писать Федор. Дар - это то мастерство и талант, которым набоковская проза пленяет поклонников уже долгие, долгие годы...

"Что мне до всего этого?
Ведь я же вернусь.
Я должен вернуться..."
"Он подумал: какая странная, странная выдалась жизнь, - ему показалось, что он никогда не выходил из экспресса, а просто слонялся из одного вагона в другой..."
Как замечает сам Владимир Набоков в предисловии к одному из изданий своего романа, написанного в далеком уже 1930-м году, - Владимир Набоков - Подвиг , "Мартын – самый добрый, самый порядочный и самый трогательный из всех моих молодых людей, а Сонечку, с ее темными, лишенными блеска глазами и жесткими на вид черными волосам... знатоки любовного тайноведения и приворотов должны будут признать из всех моих женских типов самой неизъяснимо-обворожительной, хоть она, конечно, взбалмошная и безжалостная кокетка". После автора и добавить-то нечего. Трудно не согласиться с тем, что Мартын - действительно один из самых привлекательных, благородных набоковских персонажей, не то что не совершающий зла - даже не помышляющий о том. И начинать свое знакомство с творчеством великого русского классика, я бы рекомендовала именно с этой книги. Трогательная, нежная, воздушная - как все, впрочем, книги от Набокова, она вместе с тем поражает еще какой-то внутренней чистотой, чистотой помыслов и устремлений, романтичностью, неслучайно же сам Набоков писал этот роман под рабочим заглавием "Романтический век" (на мой взгляд, именно рабочее заглавие и отражает всю суть книги).
История взросления и возмужания, перехода от детства и юности к зрелости очень тонкая, деликатная, нет тут пошлости тем (как это бывает иногда у классика: измены, обман, лицемерие...), а еще в ней очень чувствуется автобиографичность и да, как признается сам автор, в книге действительно есть переклички с его жизнью.
Спокойный, рассудительный, сдержанный Мартын (какое удивительное и неповторимое имя выбрал для своего главного действующего лица писатель) переживет на наших глазах разлуку с родиной, вынужденную и горькую, смерть отца, которого не любил, и оттого чувствующий свою вину, первую любовь (первое познание женщины, которая вдобавок старше его), первую несчастную влюбленность (та самая кокетка Соня, которой отчего-то все встреченные ею мужчины делают предложение выйти за них замуж), но все это скрыто так глубоко в сердце и душе, что едва ли мы приблизимся к пониманию истинной подоплеки и силы чувств хотя бы на треть. Для меня Мартын так и остался человеко-загадкой. И позволю себе не согласиться с мнением классика:
"Второй же взмах моей волшебной палочки значит вот что: ко множеству даров, которыми я осыпал Мартына, я умышленно не присоединил таланта. До чего легко было сделать из него художника, писателя; как нелегко было удержаться от этого и в то же время одарить его изощренной чувствительностью, которая обычно свойственна твари творческой; как жестоко было не позволить ему найти в искусстве – не убежища (это всего лишь чище выметенная камера на менее шумном этаже), но утоления зуда бытия! Возобладало искушение совершить свой собственный маленький подвиг в сияющем, всеобъемлющем ореоле".
А по-моему, это тоже талант - просто, порядочно и благородно жить, не заглядывая далеко в будущее, не упиваясь прошлым, наслаждаюсь исключительно настоящим, преходящим; жить, уважая свободную волю других, не навязывая никому свое общество или взгляды, не унижаясь пред кем-нибудь, не унижая никого...

Этот запах, смешанный со свежестью осеннего парка, Ганин теперь старался опять уловить, но, как известно, память воскрешает все, кроме запахов, и зато ничто так полно не воскрешает прошлого, как запах, когда-то связанный с ним.

"Какой он, право, странный", - думала Клара, с тем щемящим чувством одиночества, которое всегда овладевает нами, когда человек, нам дорогой, предается мечте, в которой нам нет места.













