Прощавай, літо!

– Что ж, слушайте: если по старикам не видно, что они были ребятами, значит, у них молодости не было и в помине!

– Грею не до того: он умирает.
– Ну, знаешь ли, сколько его помню, он все умирает!

А ведь это дурацкое занятие – лежать в земле, сложа руки, согласны?

На кухонном столе альпийской вершиной громоздился торт. К утренним ароматам примешивались запахи чистого горного снега, кремовых розочек и цукатных бутонов, а еще нежных, как цветочные лепестки, свечей и полупрозрачной глазури. Торт красовался, будто далекий холм в пророческом сне – белый, точно лунные облака, выпеченный в форме прожитых лет, утыканный свечками, – хоть сейчас зажигай да задувай.

Если Дуглас плелся нога за ногу, его мысли неслись как угорелые; если он сам несся как угорелый, мысли плелись еле-еле.

– Смерть – это когда уплываешь на корабле, а вся родня остается на берегу? Дедушка сверился с облаками.
– Вроде того, Дуг. А с чего ты вдруг спросил?

"Прежде чем научиться отпускать, научись удерживать. Жизнь нельзя брать за горло - она послушна только лёгкому касанию. Не переусердствуй: где-то нужно дать ей волю, а где-то пойти на поводу."

"...С какой радости потчевать этого хрена?

А с такой, - подумал Дуглас, но не сказал вслух, - с такой радости, что...что я уловил, как он дышит".

Anything that moves ahead, wins. No chess game was ever won by the player who sat for a lifetime thinking over his hext move.