Прощавай, літо!

“Hey Doug,” Charlie said, uneasily. “We met here to plan our army, not talk about dying. There’s a billion years between now and Christmas. With all that time to fill, I got no time to die. I woke this morning and said to myself, ‘Charlie, this is swell, living. Keep doing it! ’”

Деревья в саду кланялись ветру; чайного цвета занавеска бледным призраком трепетала в оконном проеме.

Город пил чай и мурлыкал: «Передай сахарницу».

Сбегай-
ка ты на чердак, Дуг, да выпусти из
потайного чулана дурковатую
старую деву.
– Разве у нас на чердаке живет
дурковатая старая дева? – изумился
Дуг.
– У нас – нет, но ты уж сбегай, раз
так заведено.

На кладбище было прохладно от старых смертей и еще от старых камней, что появились на свет в горах далекой Италии, откуда были доставлены по морю и возложены на этот зеленеющий подземный город, под небом, чересчур ярким в летние месяцы и чересчур тоскливым – в зимние.

Вначале жизнь даёт всё. Потом всё отнимает.

А знаете, как они такими стали? Ведь все до единого были молодыми, но лет этак в тридцать, или в сорок, или в пятьдесят начали жевать табак, а от этого пропитались слизью и не успели оглянуться, как эта слизь, клейкая, тягучая, стала выходить наружу харкотиной, обволокла их с головы до ног — сами знаете, видели, вочто они превратились: точь-в-точь гусеницы в коконах, кожа задубела, молодые парни превратились в старичьё, им самим уже не выбраться из этой коросты, точно говорю.

Двадцать пять – достойный пожилой возраст. Если не запретят мне рассекать на «бьюике» с красоткой женушкой, так я на них зла держать не буду.

“Every time you take a step, even when you don't want to. . . . When it hurts, when it means you rub chins with death, or even if it means dying, that's good. Anything that moves ahead, wins. No chess game was ever won by the player who sat for a lifetime thinking over his next move.”

“[His] library was a fine dark place bricked with books, so anything could happen there and always did. All you had to do was pull a book from the shelf and open it and suddenly the darkness was not so dark anymore.”