Ведьмак

Когда мы уезжали из замка Стигга, оставляя за собой трупы, я спросила Геральта, конец ли уже, победили ли мы, пало ли уже зло, восторжествовало ли добро. А он только улыбнулся как-то так странно и грустно. Я думала, это от усталости, из-за того, что всех его друзей мы похоронили там, у замка Стигга. Но теперь понимаю, что означала его улыбка. Это была улыбка сожаления о наивности ребенка, думавшего, будто перерезанные глотки Вильгефорца и Бонарта означают торжество добра над злом. Я обязательно должна сказать ему, что я поумнела и поняла. Я должна обязательно ему это сказать. Должна убедить в существенном и принципиальном отличии того, что намерены сделать со мной вы, от того, что собирался проделать со мной при помощи стеклянного осеменителя Вильгефорц. Должна попробовать объяснить ему, что есть разница между замком Монтекальво и замком Стигга, хотя и Вильгефорц заботился о благе мира, и вы, благородные дамы, также заботитесь о благе того же мира. Я знаю, нелегко будет мне убедить такого старого волка, как Геральт. Геральт скажет, что я – соплячка, что меня легко задурить видимостью благородства, что все разговоры о предназначении и благе мира – глупые фразы. Но я должна попытаться. Очень важно, чтобы он это понял и одобрил. Это очень важно. Для вас также.

С договорами о мире дела обстоят так же, как с супружескими пактами - их не
заключают с мыслью об измене, а коли уж заключают, то не подозревают в
измене противную сторону. А кому это не нравится, тот пусть не женится. Ибо
нельзя стать рогачом, не будучи женатым, но, согласись, страх перед рогами -
обидное и довольно смешное оправдание вынужденного целибата. А рога в
семейной жизни не должны быть темой для рассуждений типа "что было б, если
бы?". До тех пор, пока рога не выросли, и говорить не о чем...

— А до восхода убийственного солнца осталось всего несколько часов. Однако, прежде чем нас сморит… Регис, в порядке обучения и расширения познаний, развей еще какой-нибудь миф о вампирах. Я полагаю, еще хоть один да остался неразвеянным.
— Именно, — кивнул вампир. — Еще один. Последний, но в принципе не менее важный. Это миф, продиктованный вам вашими сексуальными фобиями.
— Во, фобиев каких-то приплел, — зевнула Мильва.
Кагыр тихо прыснул.
— Миф я оставил под конец, — Регис смерил его взглядом, — и тактично не стал бы о нем упоминать, но Геральт сам захотел, так что у меня нет причин утаивать. Сильнее всего людьми управляют страхи с сексуальной подоплекой. Девушка, теряющая сознание в объятиях сосущего ее вампира, молодец, млеющий от мерзостных действий вампирки, осыпающей поцелуями его тело, — так вы это себе представляете. Оральное насилие. Вампир парализует жертву страхом и принуждает к оральному акту. Точнее — жуткой пародии на оральный акт. А такой акт, исключающий продолжение рода, есть нечто отвратительное.
— Говори за себя, — буркнул ведьмак.
— Акт, завершающийся не зачатием, а удовлетворением и смертью, — продолжал Регис. — Вы сплели из этого зловещий миф. Сами подсознательно мечтаете о чем-то подобном, но вас передергивает при одной мысли о том, чтобы нечто такое дать партнеру либо партнерше. Потому за вас это делает мифологический вампир, вырастая в связи с этим до размеров привлекательнейшего символа зла.
— Ну, разве ж я не говорила?! — воскликнула Мильва, как только Лютик кончил ей объяснять, что имел в виду Регис. — Ни о чем другом, только об одном! Орательный секс какой-то придумали! Начинаете мудро, а кончаете всегда на жопе! Оратели! Мать вашу…

– Эмоции, капризы и ложь, увлечение и игра. Чувства и их отсутствие... Дары, которые нельзя принять... Ложь и правда. Что есть правда? Отрицание лжи? Или утверждение факта? А если факт – это ложь, что же тогда правда? Кто полон чувств, которые разрывают его, а кто – скорлупа пустого холодного черепа? Кто? Что есть правда, Геральт? Что такое правда?
– Не знаю, Йен. Скажи мне.
– Нет, – сказала она и опустила глаза. Впервые. Никогда раньше он не видел, чтобы она это делала. Никогда.
– Нет, – повторила она. – Не могу. Не могу тебе этого сказать. Это скажет птица, рожденная прикосновением твоей руки к моей. Птица? Что такое правда?
– Правда, – сказала пустельга, – это осколок льда.