Город Эн

Рейтинг LiveLib

4,1

17 оценок

• 5
  35%
• 4
  53%
• 3
  6%
• 2
  6%
• 1
  0%

Ваша оценка

Отметить эмоции

Прочитали 20Хотят прочитать 37

Рецензии

• 

  Аноним1 октября 2023 г.

  Невыгодные кадры соцреализма

  "Странная проза" , как тут пишут, - это медленное "купание", рассчитанное на неспешного глубоководного пловца, а не на барахтальщика.
  Это не простой автор.
  Если вы не можете думать, не умеете или не хотите, вам нужно на флэшмоб прочитать еще 25 книг до конца месяца - это однозначно не ваше чтение.
  Если говорить о его поэтичности, то она более близка символизму, во всяком случае в рассказах.
  Но это не поэзия. Это режиссура. Причем хорошо закодированная. Как у Тарковского.
  Совершенно верно в аннотации отметили, что это глубокий автор, за которым стоит большая русская художественная традиция. Недооцененный автор-новатор с собственным, уникальным стилем.

  Ряд эпизодов, штрихов-зарисовок с размытым пространством.
  Ничем не начатые и ничем не конченные.
  Их показывают как карточки с изображениями, одну за другой, на пару секунд, не ставя акцент на времени и месте события, но они - коды одного плана.
  Движение действующих лиц в пространстве опускается.
  Абзацы не длинные и не спешные, на 3-5 строчек. Прочитаешь один - надо осмыслить.
  Эпизоды жизни людей, как бы оброненные невзначай, перемежают описания луны, облаков, ветра - постоянные смены планов с оглядкой на природу. Словно обращаются к природе: а тебе как?.. Даже природу будто заманивают на поле мысли, не говоря уже о читателе.
  Каждое действующее лицо, несмотря на название рассказа, эпизодическое, существующее само по себе, без привязки к другим лицам словами или действиями.
  В главной роли разве что луна.
  Проза рассказов бессюжетна, происходящее разрозненно, хоть и живет на одном полотне времени.
  Реплики тоже будто брошены невзначай, ни к чему не привязаны, диалоги не получают продолжения, кто где кому говорит - на размышление читателю;
  но именно эта брошенность открывает необъятное (и такое нежелательное!) пространство для размышления.

  Совершенно явно прослеживаются два плана жизни, как створки одной ширмы, поставленные друг против друга под развернутым углом.
  На первом плане проявлена (отдаленно напоминающая бунинскую) ностальгия об ушедшей дворянской жизни, романтическое томление о европейском былом, не изъятая (пока еще) зависимость народа от храма, Бога, веры. Этот план жизни медленно умирает, облезает под натиском жестокого времени.
  На втором плане мы видим набирающее оборот, разгорающееся костром, безумие идеологического характера. Это подобно холере или чуме, которая медленно расползается и поражает все новых и новых людей, попадающих в конвейер революционной агитации. Заимствовав у Германии учение Маркса и Энгельса и положив его в основу государственной идеологии, общество середины 20-ых в эпицентре новой эпидемии уже обозначает Германию как врага и готовится к противостоянию с ней и "освобождению трудящихся всего мира" - еще до прихода какого-либо Гитлера. Все это с бодро озорным настроением, сдобренным избитыми зомби-лозунгами...

  /мысли в сторону/
  

  • Это напоминает моментами вампиров, ставшими вампирами, потому что их укусили вампиры. Вчера они были еще нормальные, а сегодня вдруг... У них глаза загораются революционным жаром, и они, потерявшие человеческий облик, местами дрессированные звери, местами зомби, местами камикадзе... Это симптоматика вторичного одичания.

    Мне было очень интересно... Почему его творчество вызвало такую параноидальную реакцию, обернувшуюся "разнузданной травлей", что судьба писателя стала неизвестна и обросла мифами. Стал ли он жертвой внесудебных репрессий? Скрылся ли и начал новую жизнь? Ответ на вопрос о судьбе писателя раскрывает В. Ерофеев в предисловии к одному из изданий. Его текст я нашел и прочитал уже после прочтения книги и написания рецензии. Пусть не кажется подозрительным, что какие-то наши тезисы и умозаключения местами схожи. Выводы исключительно мои, ни у кого не заимствованные. После этого прочитал еще более длинную литературоведческую статью - Арьева - вступление к "Полному собранию сочинений". Обе статьи очень содержательны своей аналитикой творчества Добычина.

  
  Видимо, оголтелая паника была обусловлена прозаическим талантом писателя, неожиданно явленным в то время как крест черту.
  С полным набором всего того, что по книге Чуковской было нежелательно упоминать в прозе советского времени, Добычин просто попал под жернова государственной машины. И не дожидаясь своего предсказуемого конца, опередил его, канув в ту стихию, которая ему была наиболее близка.

  /мысли в

  • Даже просто ради любопытства прочитать и осмыслить... Это что такого надо написать и как, чтобы так бабахнуло и задымило у горящеглазых, что они развопились как потерпевшие на всё партсобрание и с пеной у рта осуждали прозу, которая не вызвала особого интереса у литературных критиков того времени?..

  и?..

А после этого воя потом человек исчез...
Прочитал и докладываю - ничего криминального!
Примечательно то, что травили автора в критике 30-ых никому неизвестные литературные вошки, которые сами ничего ценного и содержательного не написали, кроме пасквилей на талантливых коллег. Их имена никому ни о чем не скажут.
"А судьи кто?!"
...
И если кашкинцы бились с буквалистами хотя бы за идею того, что их подход лучше, свежее, точнее и художественнее для искусства перевода, доказывая то своими работами, то литературные вошки, разжигавшие костры, просто боролись на писательской ниве (не за место под солнцем) за местечко возле печки. Куда больше стоят статьи и штудии, посвященные Добычину настоящими мастерами своего дела: Чуковского, Ерофеева, Топорова, Федорова, Щеглова, Арьева и др. Бродский назвал Добычина самым крупным автором в русской послеоктябрьской прозе. Десятки литературоведов уже в девяностых, когда его переиздали и начали изучать, посвятили свои исследования прозе автора! Языку, ритмике, стилю, синтаксису, философии, идеям - десятки! И это при том, что его багаж весьма скромен...

Создание разного рода утопий служило скрепой для советских людей. Они живут этими иллюзиями до сих пор. Многие советские фильмы, показывающие правду частичную, избирательную - это скрепа.
Если посмотреть на каких-нибудь "Кубанских казаков", то это известнейший пример иллюзии, комфортной зрителю картины желательной реальности, от ре

• А вы о какой жизни тут снимаете?.. (С) Помните, да?..
омните, да?..
Если туда вставить хоть эпизод того, что не хотели видеть и слышать в искусстве советского времени - киноложь оказалась бы безнадежно испорченной, с ложкой дегтя...

В прозе Добычина - реальность, показанная "не в том ракурсе"... Не постановочно. Что не влияет на качество режиссуры. Этот ракурс (или совокупность ракурсов) ее ничуть не искажает, не критикует и не добавляет хоть каплю предвзятости, но он ослепительно прямолинеен и неудобен. Он оставляет осадок и порождает незапланированные чувства и настроения. И вот эту неудобность, мастерски нащупанную писателем, они прочувствовали!
Пробравшийся глубоко в текст через засасывающую романтизированную рутинность, читатель уловит элемент хоррора в этом кино - и вот в этом месте страшно.
Это страшная реальность, передающая атмосферу в обществе тех времен сверхдостоверно.
Глубокая русская традиция неожиданно раскрывается в чудном, противоречивом слиянии веселья народных гуляний, молитвы и поминовении усопших.
Место ее актуализации - кладбище.
Эта традиция о чем угодно, только не о жизни.
Просто тогда его время еще не пришло.
Оно пришло сейчас - и сделало его без пяти минут классиком.
Но оценить по достоинству прозу этого автора в любом случае смогут не все.
Читать такое, как и русскую литературу в целом, я готов лишь в исключительных случаях.
Насладиться языком хороших русских прозаиков. Подсмотреть у них...
А потом нужно время, чтобы продышаться и подлечиться.

/мысли в сторону/
Сродни патологоанатому, без каких-либо лишних эмоций, он разрезает, достает и показывает нам объект своей работы - русскую духовность как есть...