Королева воздуха и тьмы

Эмма все равно не нашла в себе сил пошевелиться. Ужас дать себе поверить… что весь этот кошмар уже позади, что теперь все будет хорошо… – она вся будто заледенела. Этот груз слишком долго давил ей на плечи. Слишком долго она просыпалась по утрам с этой мыслью и с ней же засыпала – слишком долго она питала все ее тайные страхи: «Я потеряю Джулиана. Я потеряю мою семью. Я потеряю себя».
Даже в самые светлые, счастливые мгновенья она боялась потерять что-то из этого списка, а сохранить все и не мечтала.
– Эмма… – Джулиан встал, слегка припадая на одну ногу, и сердце у нее разлетелось на тысячу кусков: для него все это тоже было не легче.
Она с трудом поднялась: слишком дрожали ноги. Так они и стояли, глядя друг на друга каждый у своей постели. Кто первым сдался, осталось невыясненным. Возможно, она. Возможно, он. Но, скорее всего, первое движение они сделали одновременно, как всегда, все еще связанные друг с другом, несмотря ни на какие руны. Они столкнулись, налетели друг на друга посреди комнаты; она обняла его, схватила, вцепилась забинтованными пальцами в его рубашку.
Он был здесь, действительно здесь, с ней – настоящий, осязаемый, в ее объятиях. Джулиан покрывал поцелуями ее лицо, по которому бежали слезы, и она цеплялась за него изо всех сил, и он дрожал.
– Эмма, – его голос ломался, разбивался об это слово. – Эмма, Эмма…
Она говорить не могла – совсем. Вместо этого она писала – неуклюже, пальцами у него по спине, выводила то, что никак не получалось произнести вслух, что нельзя было произносить вслух – так долго…
Н-А-К-О-Н-Е-Ц-Т-О… Н-А-К-О-Н-Е-Ц-Т-О…
Дверь распахнулась. Впервые в жизни они не отпрянули, не отпрыгнули друг от друга, а продолжали держаться за руки, пока в комнату потоком вливались друзья и близкие – все в слезах, сияющие от счастья, от невероятного облегчения.

– Мы были великанами?
– Придется рассказать вам немного об истории нефилимов, – сказал Джем.
Эмма предпочла бы, чтобы он не отвлекался: они с Джулианом что, действительно превратились в великанов?
– Давным-давно, на заре истории Сумеречных охотников, по земле ходили гигантские демоны, угрожавшие всему человеческому роду. Куда крупнее теперешних – ну, разве что Великие демоны могут иногда такими стать. В те времена Сумеречные охотники умели становиться истинными нефилимами, исполинами, бороздящими просторы мира. Существуют старые гравюры и рисунки с их изображением, и свидетельства тех, кто видел, как они сражаются с демонами.
Он достал из кармана клочок бумаги и прочел вслух:
– «Страна, в которую мы отправились на разведку, пожирает обитателей своих; все, кого мы в ней видели – размера необычайного. Там встретили нефилимов, и сами себе показались не больше кузнечика, и таковыми же виделись им».
– Но это все история, – возразил Джулиан. – Люди теперь больше не превращаются в великанов.
«Земля, что пожирает обитателей своих…» Эмма невольно подумала про Туле́ и про тамошних великанов.
– Большинство нефилимов не могло пережить трансформации, – продолжал Джем. – Это была их последняя жертва: просиять небесным огнем и погибнуть, уничтожая демонов. Однако было замечено, что многие из выживших оказались парабатаями. Вероятность сохранить жизнь была выше у тех, чей парабатай не превращался, служа им якорем к человеческому бытию.
– Но мы превратились оба! – запротестовала Эмма.
– Мы годами пытались постичь, что собой представляет проклятие нефилимов, но никогда почему-то не связывали его с временами нефилимов. А конец ему настал, когда гигантские демоны перестали посещать землю. Нам неизвестно, куда они подевались: исчезли и все. Возможно, их всех перебили. Возможно, они потеряли интерес к нашему миру. Возможно, испугались нефилимов. Все это было восемьсот лет назад, и мало источников сохранилось с тех пор.
– То есть когда мы превратились в великанов, ты понял, что проклятие парабатаев каким-то образом связано с нефилимами? – Джулиан выговаривал слова так, словно ему от них было плохо.
– После битвы мы перевернули все данные об истинных нефилимах. И там, в архиве, я обнаружил одну совершенно ужасную историю. Охотник стал истинным нефилимом, чтобы сразиться с демоном. Его парабатай должен был служить якорем, но вместо этого тоже непроизвольно превратился. Оба совершенно потеряли контроль, уложили демона, потом перебили собственные семьи и всех, кто пытался их остановить, а потом сгорели заживо от небесного огня. Это была женатая пара. В те времена не было закона, запрещающего любить своего парабатая. Через несколько месяцев это случилось снова – еще с одной парой влюбленных.
– И об этом никто не знал? – ужаснулась Эмма.
– Община приняла меры, чтобы скрыть происшествие. Практика парабатаев – одно из самых мощных оружий в распоряжении Сумеречных охотников. Никто не хотел его лишиться. А с тех пор, как исчезли гигантские демоны, в истинных нефилимах в общем-то отпала нужда. А с годами забылся и сам метод активизации этого режима. На этом все могло благополучно закончиться. В Безмолвном городе не осталось никаких записей об этих событиях, но Тесса смогла отыскать кое-что в архивах Спирального лабиринта: сказание о двух Охотниках, которые стали могущественными магами, их руны работали, не как у других. Они сровняли с землей мирный город, после чего их сожгли. Только, подозреваю, не разгневанные горожане, а небесный огонь. Вскоре после этих событий приняли закон, что парабатаям ни при каких обстоятельствах нельзя вступать в любовные отношения.
– Как-то это подозрительно, – пробормотала Эмма.
– Так ты говоришь, что это Охотники сами уничтожили все свидетельства о том, почему был принят закон о запретной любви? – уточнил Джулиан. – Они боялись, что люди злоупотребят властью, но слишком высоко ценили преимущества парабатайской связи, чтобы совсем отказаться от ритуала?
– Да, моя версия именно такова, – кивнул Джем. – Хотя доказать ее мы вряд ли смогли бы.
– Так больше нельзя, – решительно возразила Эмма. – Мы должны всем рассказать правду.
– Знание правды ничего не изменит, – сказал Джулиан и посмотрел на нее в упор. – Я бы все равно полюбил тебя, даже если бы точно знал, в чем заключается опасность.
Сердце у Эммы в груди споткнулось. Она изо всех сил постаралась сохранить твердый голос.
– Но если снять угрозу ужасного наказания, – воскликнула она, – если люди не будут бояться потерять свои семьи, своих близких, они перестанут скрываться. Милосердие же лучше мести?
– Безмолвные Братья посовещались и согласны с тобой, – кивнул Джем. – Они будут рекомендовать Консулу и новому Инквизитору, когда он – или она – получит назначение, именно такой образ действий.

Тавви привстал на цыпочки и вытянул руки.
– Джулс! – его голосок был звонким и чистым. – Понеси меня. Я устал. Я хочу домой.
И тогда медленно, как будто века сменялись веками, Джулиан протянул к нему пылающие руки, исчерченные тьмой, сквозь которую кровь неба сочилась огненными каплями. Он протянул руки к Тавви…
Вспышка обожгла Дрю сетчатку. Когда зрение вернулось, она увидела, что Джулиана и Эммы больше нет… То есть они были здесь – лежали на земле: темные силуэты, озаренные, будто угли, остаточным свечением, уменьшающиеся на глазах, словно тающие в луже жидкого кровавого золота.
На одно кошмарное мгновение Дрю подумала, что они умерли. А потом сверхъестественный свет угас, и она увидела их – снова нормального, человеческого роста, свернувшихся на земле, в объятиях друг друга, сцепившихся руками, с закрытыми глазами – словно ангелы, павшие с небес, теперь мирно спали на принявшей их обратно земле.

Подбежав ближе, он увидел, что Зара пытается вырвать Кортану из окровавленной руки Эммы, но она изо всех сил стиснула клинок. Шея и даже волосы были у нее в крови, но пальцы на рукояти Кортаны все еще не разжались.
Зара подняла голову и увидела Джулиана. И, должно быть, он показался ей самой смертью в человеческом обличье. Не дожидаясь, пока он подбежит, Зара вскочила на ноги и помчалась прочь. Секунда – и она уже затерялась в толпе.
Похоже, никто еще не заметил, что произошло. А в груди Джулиана уже нарастал вопль ужаса и скорби. Он бросился на колени рядом с Эммой и подхватил ее на руки.
Она обмякла у него на руках и стала тяжелой – тяжелой, как Ливви в тот страшный миг в Зале Соглашений. Так происходит с людьми, когда они сами перестают держаться. Джулиан осторожно прижал Эмму к себе; голова ее упала ему на грудь.
Трава вокруг была мокрой. Столько крови!
Все повторялось.
«Ливви, Ливви, моя Ливви», – прошептал он, укачивая ее на руках, лихорадочно отводя с ее лица мокрые от крови волосы. Столько крови! Он и сам уже был весь в крови. Платье Ливви и даже туфли промокли насквозь. «Ливия…» Его руки задрожали. Он нащупал в кармане стило и вложил его в руку сестры.
Джулиан уронил меч. Стило уже было в руке; пальцы помнили, как чертить ираци, и действовали сейчас сами.
Эмма открыла глаза, и сердце Джулиана подпрыгнуло от радости. Неужели сработало?
Да, возможно. Ливви тогда так и не открыла глаз. Она была мертва уже тогда, когда он поднял ее с помоста.
Эмма встретилась с ним взглядом, словно лаская его карими глазами.
– Все хорошо, – прошептала она.
Джулиан начал чертить еще одну ираци, первая уже исчезла без следа.
– Помоги мне! – хрипло выдохнул он. – Надо использовать узы, Эмма! Узы парабатаев. Мы сможем исцелить тебя…
– Нет, – сказала она и потянулась, чтобы погладить его по щеке. Джулиан почувствовал влагу на лице – ее пальцы были в крови. Но она все еще жила, еще дышала. – Лучше умереть, чем разлучиться с тобой навсегда.
– Не покидай меня, Эмма! Пожалуйста… – голос Джулиана сорвался. – Пожалуйста, не оставляй меня одного в этом мире… без тебя…
Эмма слабо улыбнулась.
– Ты – лучшее, что было в моей жизни.
С этими словами рука ее бессильно упала, глаза снова закрылись.
Джулиан поднял голову. К ним уже бежали друзья. Казалось, они движутся очень медленно, как во сне. Хелен выкрикивала имя Эммы. Марк бежал, за ним – Кристина, и она тоже звала Эмму по имени. Но Джулиан понимал, что они не успеют, а даже если и успеют, ничего уже не смогут поделать.
Он схватил Эмму за руку и стиснул ее – так крепко, что едва не хрустнули кости. «Эмма! Эмма, вернись! Мы сможем это сделать, Эмма! Когда-то мы с тобой расплавили камень. Ты спасла мою жизнь. Вместе мы можем все!»
Он потянулся к еще более глубоким воспоминаниям: вот Эмма на пляже, оглядывается на него, смеется. Вот Эмма цепляется за поручни колеса обозрения в Пасифик-парке. Вот Эмма вручает ему букет увядших полевых цветов, которые собрала в день похорон его матери. А вот они с Эммой мчатся на мотоцикле по дорогам Туле́, и он сжимает ее в объятиях. Эмма в светлом платье. Они с Эммой в Полуночном театре. Эмма лежит у очага в домике Малкольма…
Эмма.
Ее глаза распахнулись. И Джулиан увидел, что в них пылает огонь – золото, бронза, медь. Губы шевельнулись.
– Я помню, – произнесла она.
Голос ее звучал как будто издалека, казался почти нечеловеческим – как звон далекого колокола. Джулиан похолодел от страха, смешанного с торжеством.
– Ты хочешь, чтобы я перестал? – спросил он.
– Нет. – Губы Эммы изогнулись в улыбке, глаза превратились в сплошное пламя. – Давай сгорим.
Он обвил ее руками, и узы парабатаев вспыхнули золотом и белизной. Волосы Эммы загорелись на концах, и кончики пальцев тоже охватило пламя. Не было ни жара, ни боли. Только огонь. И он поднялся стеной – и поглотил их обоих.

– Кит – тот самый ребенок, – усмехнулся Этарлам. – Потомок Первого Наследника.
– Отдай его нам! – крикнул Карн. – Отдай его нам, и мы, быть может, пощадим тебя.
У Кита пересохло в горле.
– Это неправильно, – сказал он. – Во мне нет крови фэйри. Я – Сумеречный охотник.
– Одно другому не мешает, – возразила Этна. – Мы поняли это сразу, когда увидели тебя в том грязном городе.
«Наверное, она имеет в виду Лондон», – подумал Кит. Голова у него шла кругом. Он вспомнил слова Эохайда: «Я тебя знаю. Мне знакомо твое лицо».
Эохайд словно подслушал его мысли:
– Ты похож на нее как две капли воды. Вылитая Ауралина. И на свою мать тоже очень похож.
– Мы убили ее, – добавила Этна. – А теперь убьем тебя – и так, наконец, очистим от вашей проклятой крови оба мира, и ваш, и наш.
– Что?! – Кит позабыл о своем страхе, позабыл, что Эмма велела ему держаться у нее за спиной. Позабыл о тех, кто спешил им на помощь.
Позабыл обо всем, кроме того, что сейчас сказала Этна.
– Вы убили мою мать? Мою мать?!
– А что, по-твоему, с ней сталось, дитя? – насмешливо ответила Этна. – Да, мы пролили ее кровь, повинуясь приказу Короля. Умирая, она кричала о тебе, хотя даже под пыткой не произнесла твоего имени и не призналась, где ты скрываешься. Пусть это утешит тебя сейчас, в твой последний миг!
И она расхохоталась, а вслед за ней – и остальные Всадники. Кони их взвились на дыбы.
Холодный огонь разлился по жилам Кита; он шагнул навстречу Всадникам, как будто ему по силам было протянуть руку и стащить их с неба на землю.
На плече загорелась руна Таланта, которую начертил ему Тай.
Эмма выругалась. Она попыталась схватить Кита и снова спрятать его себе за спину.
– Не смей! – прошипела она. – Ничего не выйдет, Кит! Они непобедимы…
Всадники обнажили мечи и сомкнули строй, заслоняя солнце. А затем ринулись вниз, на Эмму и Кита. Эмма подняла Кортану. Этна неслась прямо на нее, глаза Всадницы горели жаждой крови. Клинки встретились с лязгом, и Эмму подбросило в воздух. Кит услышал глухой стук, с которым она ударилась о землю. С трудом поднявшись, Эмма запрокинула голову и увидела, что Этна кружит над ней верхом на своем жеребце, заливаясь смехом. Сумеречная охотница бросилась к Киту, но остальные Всадники уже надвигались на него – так стремительно, что трава под сверкающими копытами их коней полегла от ветра. Кит вскинул руки, словно это могло защитить его. Эохайд снова рассмеялся…
И тут Кит почувствовал, как что-то в нем словно разломилось надвое. Все его тело внезапно наполнилось силой. С ладоней сорвались потоки света, и Кит упал на колени.
Эмма не верила своим глазам: белый свет все лился и лился из его рук, опутывая Всадников, точно сетью. Кит слышал, как они визжат от ужаса и удивления; видел, как они понукают своих коней, чтобы подняться выше…
Он сжал руки в кулаки – и кони исчезли. В одно мгновение их просто не стало, и все. Всадники, уже взмывшие высоко в небо, с воплями полетели вниз. Один за другим они рухнули на поле, где-то в гуще сражения, и исчезли из виду.
Кит упал на траву лицом кверху, хватая воздух ртом. «Я умираю, – подумал он. – Умираю. И не может быть, чтобы я был тем, кем они сказали. Это невозможно».
– Кит! – наклонившись к нему, Эмма оттянула воротник его рубахи, чтобы нанести ираци. – Ради Ангела, Кит, что ты сейчас сделал?
– Я не… не знаю. – У него все никак не получалось вдохнуть полной грудью. Пальцы слабо скребли землю. «Помоги мне, Эмма! Помоги!»
«Скажи Таю…»
– Все будет хорошо. – Кто-то еще склонился над ним. Знакомое лицо, утешительный голос… – Кристофер! Кристофер, дыши!
Это был Джем. Кит опустил веки, но прежде, чем погрузиться во тьму, успел почувствовать, как Джем осторожно отрывает его от земли.

– Отпусти ее!
– Не раньше, чем вы мне скажете, где Джейс и Клэри, – ответил Мануэль. – Впрочем, не так. Во избежание недоразумений выражусь точнее: если вы не скажете, где они, я перережу горло вашей жене.
Хелен и Алина переглянулись.
– Вон в той синей палатке.
Хелен от души надеясь, что это прозвучало именно так, как люди обычно говорят под принуждением.
Мануэль оттолкнул Алину. Хелен поймала ее и крепко сжала в объятиях.
– Это было ужасно! – пробормотала она куда-то в шею Алине, краем глаза поглядывая, как мимо пробегают члены Когорты со сверкающими клинками наголо.
– Мне тоже не понравилось, – отозвалась Алина. – Он весь провонял одеколоном. Как сосновая шишка. Ну ладно, пошли.
Они оглянулись на Магнуса, который весело насвистывал, не обращая внимания на нервничающих охранников. Магнус кивнул Хелен и Алине, и они поспешили за Мануэлем и остальными, которые как раз добрались до синей палатки.
– Выдергивайте! – велел Мануэль своим солдатам, указывая на колышки палатки.
Палатка была отброшена в сторону и рухнула на землю брезентовой кучей.
Джейс и Клэри сидели по-турецки прямо на земле, лицом друг к другу, и играли в крестики-нолики, рисуя палочками в грязи. Волосы Клэри были собраны в хвост, отчего она выглядела лет на пятнадцать.
Мануэль громко фыркнул.
– Убить их! – приказал он, поворачиваясь к своим подручным. – Исполняйте.
Судя по всему, Когорту этот приказ не смутил. Амелия шагнула вперед, поднимая меч… и вдруг замерла на месте.
Лес вокруг лагеря зашумел. Листва шелестела так громко, что солдаты стали озираться. Их удивление постепенно сменялось страхом.
Джейс начертил третий крестик в ряду, перечеркнул все три и объявил:
– Мат!
– Мат бывает в шахматах, – возразила Клэри, не обращая никакого внимания на окружившую их Когорту.
Джейс усмехнулся ослепительно прекрасной улыбкой, ради которой Алина когда-то, давным-давно, поцеловала его, а Хелен не стала ее осуждать: зрелище и впрямь того стоило.
– Я не об игре.
– Я сказал – убить их! – гаркнул Мануэль.
– Но, Ману… – Амелия указала на лес трясущимся пальцем. – Деревья… деревья шевелятся…
Алина схватила Хелен за руку. Лес взорвался.

– Слушай, тебе не нужен большой гобелен с твоим портретом? – спросила Эмма.
Удивить Алека было нелегко.
– А что? У тебя есть? – поинтересовался он.
– Как ни странно, да, – кивнула Эмма. – Я спасла его из кабинета Инквизитора. Пришлось тащить на себе через весь Аликанте. На меня все прохожие таращились.
– Могу себе представить, – усмехнулся Алек.
– Я не хотела, чтобы Инквизитор его выбросил, – объяснила Эмма. – Он пытается всем внушить, что битва при Баррене была напрасной. Но я побывала в Туле́. И знаю, что было бы, если бы Клэри так и не родилась. И Джейс. И ты.
Алек опустил лук.
– А представь, где бы мы были без Джулиана, или без тебя, или без Кристины и Марка! Думаю, бывают такие времена, когда на битву призывают всех. И тогда выбор только за нами – откликнуться или нет. То, что ты сделала в стране фэйри… – он запнулся и, помолчав, добавил: – Знаешь, этот гобелен лучше отдать Магнусу. Ему это точно будет приятно.