Das Beste von Dostojewski: Schuld und Sühne + Der Idiot + Die Dämonen + Die Brüder Karamasow + Der Spieler

– Слушайте, раз навсегда, – не вытерпела наконец Аглая, – если вы заговорите о чем-нибудь вроде смертной казни, или об экономическом состоянии России, или о том, что "мир спасет красота", то... я, конечно, порадуюсь и посмеюсь очень, но... предупреждаю вас заранее: не кажитесь мне потом на глаза! Слышите: я серьезно говорю! На этот раз я уж серьезно говорю!
Она действительно серьезно проговорила свою угрозу, так что даже что-то необычайное послышалось в ее словах и проглянуло в ее взгляде, чего прежде никогда не замечал князь и что, уж конечно, не походило на шутку.
– Ну, вы сделали так, что я теперь непременно "заговорю" и даже... может быть... и вазу разобью. Давеча я ничего не боялся, а теперь всего боюсь. Я непременно срежусь.
– Так молчите. Сидите и молчите.
– Нельзя будет; я уверен, что я от страха заговорю и от страха разобью вазу. Может быть, я упаду на гладком полу, или что-нибудь в этом роде выйдет, потому что со мной уж случалось; мне это будет сниться всю ночь сегодня; зачем вы заговорили!
Аглая мрачно на него посмотрела.
– Знаете что: я лучше завтра совсем не приду! Отрапортуюсь больным, и кончено! – решил он наконец.
Аглая топнула ногой и даже побледнела от гнева.
– Господи! Да видано ли где-нибудь это! Он не придет, когда нарочно для него же и... о боже! Вот удовольствие иметь дело с таким... бестолковым человеком, как вы!
– Ну, я приду, приду! – поскорее перебил князь. – И даю вам честное слово, что просижу весь вечер ни слова не говоря. Уж я так сделаю.
– Прекрасно сделаете. Вы сейчас сказали "отрапортуюсь больным"; откуда вы берете в самом деле этакие выражения? Что у вас за охота говорить со мной такими словами? Дразните вы меня, что ли?
– Виноват; это тоже школьное слово; не буду. Я очень хорошо понимаю, что вы... за меня боитесь... (да не сердитесь же!), и я ужасно рад этому. Вы не поверите, как я теперь боюсь и – как радуюсь вашим словам. Но весь этот страх, клянусь вам, всё это мелочь и вздор. Ей-богу, Аглая! А радость останется. Я ужасно люблю, что вы такой ребенок, такой хороший и добрый ребенок! Ах, как вы прекрасны можете быть, Аглая!
Аглая конечно бы рассердилась, и уже хотела, но вдруг какое-то неожиданное для нее самой чувство захватило всю ее душу в одно мгновение.
– А вы не попрекнете меня за теперешние грубые слова... когда-нибудь... после? – вдруг спросила она.