Das Beste von Dostojewski: Schuld und Sühne + Der Idiot + Die Dämonen + Die Brüder Karamasow + Der Spieler

— Когда я с тобой, то ты мне веришь, а когда меня нет, то сейчас перестаешь верить и опять подозреваешь. В батюшку ты! — дружески усмехнувшись и стараясь скрыть свое чувство, отвечал князь.
— Я твоему голосу верю, как с тобой сижу. Я ведь понимаю же, что нас с тобой нельзя равнять, меня да тебя...

Ну, известно, прапорщик: кровь — кипяток, а хозяйство копеечное; завелся у меня тогда денщик, Никифор, и ужасно о хозяйстве моем заботился, копил, зашивал, скреб и чистил, и даже везде воровал все, что мог стянуть, чтобы только в доме приумножить; вернейший и честнейший был человек.

— А, это прекрасно, превосходно! Я таки проголодался... Но случай, можно сказать, даже психологический...

К чему свидетели, когда через пять минут отсылаем друг друга в вечность?

— То есть вы думаете, что умнее всех проживете? — сказала Аглая.
— Да, мне и это иногда думалось.

Уж, верно, я помышлял об этом, - повторяю вам, - не как о случае, который может быть в числе прочих (а стало быть, может и не быть), но как о чем-то таком, что никак уж не может не случиться!

- Что ты от меня пощёчину, что ли, получить, наконец, намерен?

Но согласитесь, однако ж, и с тем, что в этой женщине присутствовали капитальные достоинства… блестящие черты. Я давеча ей крикнуть даже хотел, …, что она сама есть самое лучшее мое оправдание на все ее обвинения. (А.И. Тоцкий)

Я, как размыслю, всегда умнее поступаю и говорю

Чем больше я люблю человечество вообще, тем меньше я люблю людей в частности, т.е. порознь, как отдельных лиц