Кровь эльфов. Час презрения

Цири закусила верхнюю губу, потом наклонилась к отверстию.
– Госпожа Йеннифэр стоит у вербы… Обрывает листики и даже не смотрит на Геральта… А Геральт, опустив голову, стоит рядом. И что-то говорит. Нет, молчит. Ой, ну и рожица у него… Ну и странная же…
– Все по-детски просто. – Лютик отыскал в траве яблоко, вытер о брюки и критически осмотрел. – Сейчас он просит простить ему всякие глупые слова и поступки. Просит простить за нетерпение, за недостаток веры и надежды, за упрямство, за ожесточение. За капризы и позы, недостойные мужчины. Просит простить за то, что когда-то не понимал, за то, что не хотел понять…
– Все это неправдивая неправда! – Цири выпрямилась и резким движением откинула челку со лба. – Все ты выдумал!
– Просит простить за то, что понял лишь теперь, – продолжал Лютик, уставившись в небо, а в его голосе послышались ритмы, свойственные балладам.
– Что хочет понять, но боится: а вдруг да не успеет… И может даже быть, что не поймет уже. Извиняется и просит прощения… Прощения… Хм… Значения… Сомнения-Предназначения. Все банально, холера…
– Неправда! – топнула ногой Цири. – Геральт вовсе так не говорит. Он… он вообще молчит. Я же видела. Он стоит там с ней и молчит…
– В том-то и состоит роль поэзии, Цири. Говорить о том, о чем другие молчат.
– Дурацкая она, твоя роль. Все ты выдумываешь!
– И в этом тоже состоит роль поэзии. Ой, я слышу у пруда возбужденные голоса. А ну выгляни быстренько, взгляни, что там деется.
– Геральт, – Цири снова заглянула в щель, – стоит, опустив голову. А Йеннифэр страшно кричит на него. Кричит и размахивает руками. Ой-ей… Что бы это значило?
– Детский вопрос. – Лютик снова глянул на плывущие по небу облака. – Теперь она просит у него прощения.