Рассказы

Когда я хочу узнать, насколько мой противник умен или глуп, добр или зол и какие у него мысли, я стараюсь придать своему лицу такое выражение, как у него, и замечаю, какие мысли или чувства появляются у меня в соответствии с этим выражением.

На тусклом ли рассвете, меж рядами ли полуденных лесных теней и в ночном безмолвии библиотеки проходила она перед моими глазами, я видел в ней не живую Беренику во плоти, а Беренику-грезу; не земное существо, а некий его символ, не женщину, которой нельзя было не восхищаться, а явление, которое можно анализировать; не живую любимую, а тему самых глубоких, хотя и наиболее хаотических мыслей.

я – ушедший в себя, предавшийся всем своим существом изнуряющим, мучительным думам; она – беззаботно порхающая по жизни, не помышляя ни о тенях, которые могут лечь у нее на пути, ни о безмолвном полете часов, у которых крылья воронов.

Я потерял сознание времени и места, звезды моей судьбы погасли в небесах, вся земля погрузилась во мрак, обитатели ее проходили мимо меня, как скользящие тени, и между ими всеми я видел одну только Морэллу.

Я ждал ее; но хрупкий дух крепко держался за свою бренную оболочку в течение многих дней, недель и томительных месяцев, так что мои измученные нервы взяли верх над духом, и отсрочка стала бесить меня, и полный адской злобы я проклинал дни и часы и горькие минуты, которые, казалось, все удлинялись по мере того, как нежная жизнь угасала подобно теням умирающего дня.

Бывают мгновения, когда мир нашего скорбного человека, даже для трезвого ока рассудка, может принимать всю видимость ада; но воображение человека не Каратида, чтобы исследовать безнаказанно каждую пещеру. Увы! угрюмый легион гробовых ужасов не может быть рассматриваем как совершенная выдумка; но как демоны, в сообществе которых Афрасиаб свершил свое странствие вниз по Оксусу, они должны спать, или они пожрут нас - нужно дать им быть в дремоте, или мы погибли.

"... день за днем я находил в дочери новые черты сходства с матерью, скорбной и мертвой."

"Она [Красная Смерть] подкралась как вор среди ночи."

Миновали дни, — быть может, много дней, — и он спустился так низко, что обдал меня своим едким дыханьем. Запах остро отточенной стали забивался мне в ноздри. Я молился, я досаждал небесам своей мольбой о том, чтоб он спускался поскорей. Я сходил с ума, я рвался вверх, навстречу взмахам зловещего ятагана. Или вдруг успокаивался, лежал и улыбался своей сверкающей смерти, как дитя — редкой погремушке.

– Будет вам притворяться! Я сознаюсь!.. оторвите половицы!.. вот здесь, здесь!.. это стучит его мерзкое сердце!