The Тёлки. Два года спустя, или Videotы

Мне кажется, что я клоун, чьи шутки уже никого не забавляют. И тогда я беру мегафон и хохочу в него, чтобы казалось, будто смеется весь зал.

Только если все так хорошо, почему же нам так плохо, а?

– А у меня давнее подозрение, что все, чем мы занимаемся, никому, кроме рекламодателей, не нужно. Иногда мне кажется, что и аудитории-то нет вовсе. – Хижняк нарезает круги по обезьяннику. – Ну, то есть все тупо дрочат в интернете, а каналы башляют «Гэллап», чтобы показать, что их смотрят какие-то миллионы.

– Последний вопрос. Можешь не отвечать. Тебе легко было сказать первый раз: «Я люблю тебя»?
– Мне? – Он задумывается. – Сложно. Это всегда сложно. Как раздеться перед незнакомым человеком.
– А я думал, я один такой закомплексованный.
– Не один. Это нормально. Только комплексы и делают нас людьми.

Почему получается, что правда - единственная версия, в которую никто никогда не верит?

А ты, я надеюсь, когда-нибудь поймёшь, что конец истории - это конец истории. Что спекулировать на самоубийстве низко, а искать любви там, где её никогда не было, - глупо.

Мне плохо так, как бывает только с героями арт-хаусного кино. Черно-белая тоска и вечно поднятый воротник пальто. И на лицах всех официантов соболезнования. То ли от моего вида, то ли оттого, что кредитные карточки временно не принимаются.

И мне становится неловко за тот свой ответ. Я обнимаю ее за плечи, но не чувствую тепла. Будто паутинка, связывавшая нас пять минут назад, оборвалась.

Я пытаюсь понять, куда скатится шарик, – в ту лузу, где «любовь– морковь» или в другую, с надписью «ненависть, трупы»?