Повести и рассказы. Казаки. Набег. Как умирают русские солдаты. Разжалованный. Три смерти. Метель. Утро помещика

И отъезжающий стал говорить об одном себе, не замечая того, что другим не было это так интересно, как ему. Человек никогда не бывает таким эгоистом, как в минуту душевного восторга. Ему кажется, что нет на свете в эту минуту ничего прекраснее и интереснее его самого.

Все надо жить, надо быть счастливым; потому что я только одного желаю - счастия. Все равно, что бы я ни был: такой же зверь, как и все, на котором трава вырастет, и больше ничего, или я рамка, в которой вставилась часть единого божества - всё-таки надо жить наилучшим образом. Как же надо жить, чтобы быть счастливым, и отчего я не был счастлив прежде?

Неужели народы, как дети, могут быть счастливы одним звуком слова «равенство»?

Самоотвержение - всё это вздор, дичь. Это всё гордость, убежище от заслуженного несчастия, спасение от зависти к чужому счастию.

Но отдавался он своим увлечениям лишь настолько, насколько они не связывали его.

Равенство перед законом? Да разве вся жизнь людей происходит в сфере закона? Только одна тысячная доля её подлежит закону, остальная часть происходит вне его, в сфере нравов и воззрения общества.

1) мы чувствуем свое призвание только тогда, когда уж раз ошибемся в нем;
2) легче сделать собственное счастие, чем счастие других, и
3) что для того, чтоб быть добрым хозяином, нужно быть холодным и строгим человеком.

Все надо жить, надо быть счастливым; потому что я только одного желаю - счастия. Все равно, что бы я ни был: такой же зверь, как и все, на котором трава вырастет, и больше ничего, или я рамка, в которой вставилась часть единого божества - все-таки надо жить наилучшим образом.

Нет, любимым быть - несчастье, несчастье, когда чувствуешь, что виноват, потому что не даешь того же и не можешь дать.

Одно есть счастие: кто счастлив, тот и прав