Рыцарь умер дважды

Есть нечто неодолимое в желании делить скорбь, мучить ею других так, как мучаешься сам.

Всякий мир заслуживает спасения, Вайю. Так учит мой Бог, но это знают и многие безбожники. А мир, любимый кем-то, заслуживает его вдвойне.

Оказывается, это сложно ― зарыв мертвеца, не плакать при малейшем упоминании его могилы.

Иногда гордость - не качество, которое ты в себе воспитываешь, а часть тебя, естественная как хребет.

Спрашивайте смело: незаданные вопросы сгнивают на кончике языка или, хуже того, пускают дурные корни в сердце.

– Он сказал «амба»! ― Отец склоняется ко мне. ― Это «достаточно» на каком-то из славянских языков. У него вполне могут быть русские корни, такой размах только у русских!

У нее твои глаза и не твой взгляд, твой голос и не твоя речь, твое тело и не твои движения.

Она глядит с улыбкой, ласково, но не как прежде. Это отстраненный взгляд, взгляд матери или сестры, и еще взгляд кого-то, сожженного дотла, а потом вмороженного в лед. Кого-то раненого, обессиленного, как несчастный ученый из старой книги о монстре, вставшем из мертвых во имя безумного эксперимента. Ее ― мою, но чужую ― уже не воскресят слова:
– Ты просто мое спасение. Если бы я знал. Эмма…

…Я вспоминаю героинь классицизма ― разноликих трагедий, где спорят чувства и долг. Яростная Эмилия, и коварная Гермиона, и отважная Ифигения не многим были старше меня, но одни бесстрашно приняли удар кинжала, другие нанесли сами. Они искали не только самопожертвования; некоторые искали мести. А… я?

– Я не исправлю твоих ошибок за тебя, мое Злое Сердце. Как бы ни хотела.