Спорные территории, - что пишут и говорят об этой проблематике в мире литературы.
serp996
- 171 книга

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Эта книга сподвигла меня открыть подзаброшенный в последнее время Лайвлиб и написать хотя бы небольшой отзыв. Хочется, чтобы на неё обратили внимание люди, как минимум, следующих категорий:
— Путешественники, которые приезжают в Калининград и область, особенно такие, как я, кто не слишком подкован в истории (мне понадобилось около четырёх лет на то, чтобы получить приблизительное представление о том, что собой представляла Восточная Пруссия раньше и что представляет Калининградская область нынче)
- Писатели, которые вечно пребывают в поиске фактуры, а именно – неожиданных поворотов сюжетов/человеческих судеб/историй взаимопроникновения культур
- Да и все, кто живёт на Российской земле и хочет лучше понимать её составные части — менталитет жителей разных регионов, архитектурные, культурные нюансы и так далее.
Я хочу выразить благодарность писательнице Дарье Доцук: из её книги Дарья Доцук - Голос я узнала про "Восточную Пруссию глазами советских переселенцев", а, прочитав последнюю, ещё больше поверила "Голосу", потому что увидела тщательность работы автора.
Итак, это сборник документов — свидетельств большого количества людей о том, как протекала их жизнь в ранние послевоенные годы. Здесь есть заметки, записки со слов людей, воевавших и оставшихся в Кёнигсберге/Калининграде после войны, есть свидетельства тех, кого вербовали и привозили в город и область с разных регионов (от Украины до Сахалина), есть кусочки свидетельств о жизни немецкого населения Кёнигсберга в период 45-48гг., то есть до полной депортации из региона. Открывая книгу, я думала, что меня ждёт что-то занудно-канцелярское, но большая часть текста читается очень легко. Истории людей записаны простыми словами, на внутреннем "экране" они трансформируются в захватывающий сериал, и моментально раскладываются по писательским архивам возможных сюжетов. Жизнь порой устраивает человеку такие повороты, какие не каждый фантаст придумает.
Признаюсь, у меня раньше было смутное представление о том, как воспринимал советский человек город Кёнигсберг, и я, дитя сытого и мирного (относительно) времени привыкла относиться к современному Калининграду с некоторой претензией: почему не сохранили немецкое наследие в полном объёме, ведь могли же? Почему вместо бережного воссоздания фрагментов утраченной культуры понастроили уродливых коробок? Эта книга даёт исчерпывающие ответы на вопрос "почему". Я неплохо знаю город, и при чтении у меня вставали перед глазами улицы, памятники, храмы, заводы — то, что безвозвратно утрачено и то, что сохранено, несмотря ни на что.
Бесконечно интересно (порой больно, порой — до слёз, но порой эти слёзы очень светлые) читать о взаимоотншениях советских людей и немцев, которые пытались выжить и остаться на своей земле. Мне нравится, что в книге описаны разные ситуации, мне не показалось, будто она идейно выверена в сторону той или иной линии пропаганды — к примеру, показать, что немцы все поголовно были озлоблены и пропитаны ненавистью к русским, или — с другой стороны, показать, что советский человек — грубая невоспитанная свинья, пришедшая вытоптать чужую землю. Показана растерянность, беспомощность тех и других перед страшными последствиями войны; есть истории о том, как люди проявляли человечность до самого конца, есть и другие, печальные, свидетельства насилия и варварства. Жизнь такова.
Благодаря этой книге я собрала внутри огромный кусок пазла и лучше понимаю Калининградскую землю. Почему это говорю я — человек из Петербурга? Я начала с того, что эту книгу полезно будет хотя бы пролистать каждому, кто живёт в России, чтобы вместить в себя такой непростой регион — Восточную Пруссию. Это часть нашей жизни, это уже давным-давно наше наследие, наследство.

Для кого-то Восточная Пруссия, а для кого-то Запад. Только представьте, война закончилась, вокруг разруха и голод, а вас зовут осваивать новые земли. Даже дают немного денег, обещают дом, землю, корову. Пока вы туда едете, периодически обстреливают ваш поезд. По приезду у вас забирают паспорт, селят в домик и назавтра уже надо разгребать завалы. Вокруг полно мин и снарядов, периодически кто-нибудь подрывается. Надо работать! За работу, в журнале, ставят черточку напротив вашей фамилии. Зато дадут карточки на продукты. Вокруг все чужое и непривычное. Вызывающе добротное, качественное и часто непонятное. Если вы хорошо работаете у себя на огороде и у вас больше 10 кур, то излишек заберут. Если вы вскопали, засадили огород и получилось собрать хороший урожай, то излишек тоже заберут. На следующий год так много взять с земли для своей семьи не получится. Велено жить впроголодь, значит живи в проголодь. Под действия международных конвенций вы не попадаете, в отличие от военопленных, паек более чем скромный. Какие песни петь — вам скажут старшие товарищи. Лучше если есть слова про вождя. На прогресс и культуру, ранее здесь водившуюся, не равняйтесь, делайте вид что ее не было или делайте так что бы не осталось от нее и следа. Рыбу в водоемах глушите взрывчаткой. Топите янтарем печки. Громите мелиорацию. Созидайте как умеете, разрушая. Создайте новый мир.
Как то так. Очень жалко прибывших людей, жалко разрушенный существующий ранее порядок, ведь он мог бы послужить тем самым людям. Но они будто были в своем праве жить бедно, работая при этом на износ.
Жаль людей, чей удел был заниматься сельским хозяйством. Быть крестьянином означало быть последним звеном в пищевой цепочке. Точнее, не крестьянином, а колхозником. Крестьянин может быть фермером, может быть хозяином. Может любить свое дело, совершенствовать его. Колхозником - только раб, работающий за палочки в журнале, выдающий план, и не вправе владеть более чем 10-ю курами в своем дворе.
Книга имеет антропологическую важность для понимания жителей Калининградской области сегодня. Военные первыми заняли город, область, заняли жилье, обстановку, заняли управленческие позиции. И сейчас самые уважаемые люди в области это военные. Утверждение "Вы наверное военный или из военной семьи" — своеобразный комплимент. Далее - рабочие и рыбаки. Интеллигенция. И колхозники...
Но азарт! Какой азарт к жизни! Как мало надо русскому человеку! Какой он терпеливый! О том, что он победил в войне, можно понять только потому что немцев с этой территории выгоняли, а его загоняли. Он точно победил? Точно! Он ведь старался быть всем довольным. Больно читать.

Легко писать о родном, знакомом до каждой черточки, до каждого кирпичика, до каждого кустика на Лагерной горке, до каждого затона на Немане. Потому что - Родина.
Нет другого такого кусочка земли в Отечестве, где одна земля стала родной для двух народов, ну таких разных, что... очень разных, одним словом. Немцев и русских. Так вот случилось в лучшем из миров, под этим единым для всех солнышком.
Времена, о которых идет речь в книжке, конечно, я не застал, я могу только повторить то, что рассказывали родители. Сказать, что наши люди испытали шок от увиденного другого мира - не сказать ничего. Это была просто другая планета. Отец рассказал, что они переехали в мае или начале июня и везде пахло сиренью. Он говорил, что кружилась голова от её запаха и уже начавших цвести садов. Дома были как игрушечные, как из сказки: красная черепица, кафельные печки, сараи, полные дров и заготовленного торфа. Столовая посуда, такую наши люди не видели даже в фильмах.
Конкретно, если говорить о том кусочке земли, где родился я, это так называемая польдерная земля. То есть земля, лежащая ниже уровня воды - бежавшие от католиков-испанцев, голландцы в 16 веке научили немцев искусству отвоевывать землю у моря: её действительно не хватало. Потрясающее ощущение, когда стоишь между двумя насосными станциями и видишь разницу в уровне воды. Абсолютно такую же картину я видел в Амстердаме, если заезжать в город со стороны северной Германии, через Утрехт.
А ещё были желоба и водостоки на каждом доме. И жесткое предписание властей (немецких) по обязательной очистке их от листвы дважды в год. О чем рассказала мне одна хорошо пожилая фрау много-много годков спустя после принятия строгого немецкого закона.
Вторую страничку правды об увиденном в Восточной Пруссии и начнем с этих самых желобов. Никто, разумеется, их не чистил. Не то, что дважды или один раз в год. Их не чистили десятилетиями. Это - абсолютная правда, могу засвидетельствовать лично.
А ещё была такая фишка. Наши переселенцы практически лет 5 не заготавливали ни дров, ни торфа на зиму. По той причине, что хватало немецких запасов. А когда кончились они - просто разрушали дома. И топились ими. Нет-нет, не торопись, читатель, выводить какие-то оценки, не торопись.
А ещё была такая фишка: кирпич, который добывали от расчистки руин в Кёнигсберге, чистили, складировали и вывозили. На восстановление. Минска. Ленинграда. Москвы. Что так? Был значительно дешевле, чем изготовленный на заводе. И ещё такая малость: сверхчеловеки, что пришли к недолюдям с мечом и страстным желанием землицы и недр этих недочеловеков, сожгли всё до Волги. Ну, это так, как бы в напоминание пацифистам и мультикультуралистам. Замечу. Ничего не имею против ни тех, ни других. Это так, к слову.
А ещё была такая вот фишка. 20 лет после войны высшее государственное руководство Советского Союза всё никак не могло определиться с судьбой. Этой самой 1/3 Восточной Пруссии: то ли ГДР отдать, то ли в Литве. Ну, Илья Муромец у нас 33 года сидел ровно на попе, а тут каких-то 20 лет! К чему это? Да вот к тому самому формированию чувства собственника у переселенцев. Которые 20 лет не могли знать: их это всё богатство, али как?
Совсем простой вопрос той самой иной странички правды о Восточной Пруссии: что ж за чувство испытывали к "немецкому наследию" эти самые переселенцы? Вот те самые: хату, где родился мой отец, сверхчеловеки расстреливали из крупнокалиберного пулемета. Потому что предатель рассказал, что трое партизан укрылись там. Ну? Отец, которому на момент расстрела было 5 лет, он рассказывал о чувстве, с которым они буквально крушили немецкие кафельные печки. Это сейчас, 7 десятков лет спустя, с сожалением вспоминает об этом, красивые ведь очень печки были.
Тогда столкнулись материальные миры двух цивилизаций и двух хозяйственных укладов жизни. Я уже повторяюсь, но буквально два слова. Можно ли представить село в России с трехэтажными кирпичными домами с высотой потолков как в сталинских домах? Смешно от постановки вопроса, верно же? А здесь, у нас, - запросто. В каком они состоянии - не трудно догадаться. Как не трудно догадаться и о причине: вы можете себе представить крестьян, держащих скот и живущих на ... третьем этаже? Вот по этой самой причине переселенцы и "довели" состояние этих домов до известного состояния. Может, эээ, действительно, эээ, недочеловеки? Варвары? Скоты? Дык предлагаю вспомнить не тех косматых, толпами бродивших по Риму в каких-нибудь глухих седьмых или там десятых веках, а вполне себе нормальных 19, нормальных итальянцев, устроивших из Колизея нормальную себе каменоломню. Может, не стоит торопиться с оценками, а, скажем, поизучать вопрос, эрудицию поправить - как это всё бывает у живых людей?
Разумеется, сводить всю картину только к чувству мести и ненависти, рассуждая о благоустройстве по-русски, конечно, не справедливо. Наше, исконное, проявилось, куда ж оно, родное, денется-то?! Нормально всё с русским благоустройством, нормально! Ан и ничего - поправляемся, с тем темпом и логикой, которая нашему народу подвластна, привычна и органична. Ничего, всё путем! Уже перестали срать где ни попадя (интеллигенты, правда, говняют с прогулками своих четвероногих членов семьи, но ничего - и у нас скоро будет так же, как и в Централ парке в Нью-Йорке, будет, будет! Пакетики полиэтиленовые для какашек. А самое главное: всё меньше и пеплом, и говном посыпаем голову по поводу "рожейневышедших" европейцев.
Сложная судьба родной земли, сложная судьба двух народов, что имели и имею честь родиться на этой земле. И история сложная. И соблазнов множество по-простецки всё объяснить. Сплошь черной. Или там черно-белым колером. Ну, думаю, хватит ума, времени и сил сделать евроремонт (гы-гы-гы!) на родной земле.
Ну а про то, что не хватало дверей и окон, как подрывались на минах, разбирая завалы, про совместное житье-бытье с немцами в первые пару лет до их депортации с тем, что могли унести - всё в замечательной книжке. Про детство моей родной земли.
Ну, а поскольку кроме моих друзей тексты никто не читает, то доверительно расскажу друзьям одну историю, без которой отзыв на книжку был бы неполным.

Ведь наши солдаты считали, что они попали на территорию врага. Начали сжигать, начали искать клады. Тут что было: солдат в здание заходит, ага, темновато немного. Там бумаги какие-то на полу разбросаны. Вот он взял бумагу, зажег. Посветлее стало. Бросил ее на пол, там другие загорелись, совсем светло стало. Бросил ее на пол и начинает подниматься по лестнице на другой этаж. Пока там осмотрел все, внизу уже загорелось. Ему приходится со второго этажа вниз прыгать.
Потом уже Военный совет фронта обратился к солдатам, что все это будет нашим. Зачем же все это жечь, ломать? Вот тогда только солдат начал понимать. А то ведь как было: вот он в дом заходит, видит рояль. Ну, ведь не умеешь, ведь, играть, ну, не трогай вещь! Нет, он на него заберется и начинает сапогами топтать. Или вместо того, чтобы в сарай сходить, там дрова лежат, сухие, хорошие, в поленницу сложены, он берет — раз! стул сломал, из мебели чего порубил и в голландку. Это было...

Почти все почтальоны в Кёнигсберге были немцами, только они хорошо знали районы и улицы города. Интересно, что немцы стали первыми вагоновожатыми пущенного в 1946 году трамвая. «Им было трудно объявлять остановки на русском языке. Вместо «ЦБК-2» получалось «Собака-два».

Наш генерал немцев не обижал. Никого. Всегда, когда немцы приходили, просили, говорил: «Накорми».




















Другие издания

