Кладезь бездны

– Эмир верующих приказал: до господина нерегиля фирман не может читать ни человек, ни сумеречник.
– Отлично, – усмехнулся Тарег и взял покачивающую красным шнуром трубочку халифского послания. – В таком случае, фирман прочтет джинн. Имруулькайс!
В зале зудели мухи. Со скрипом взломав печать – и не спуская издевательского взгляда с застывшего в ожидании парса – Тарег через плечо бросил коту распустившийся свиток.
Тот деловито раскатал его лапами и углубился в чтение.
– Мда, Полдореа, – через некоторое время пошевелил усами джинн. – Не советую.
Нерегиль приобернулся:
– Это еще почему?
– Тут в конце приписка есть, – все так же шевеля белесыми усами, заметил кот. – Где халиф твой обещает, что ежели ты снова учинишь что-либо противоестественное с фирманом, то он… в общем, он в таком разе учинит что-либо противоестественное с тобой.
– Что-то ты цветисто выражаешься, – пробормотал нерегиль. – Ну-ка, покажи строчку.
Кот пихнул подушечкой лапы в лист бумаги:
– Вот.
– Хм, – прочитав, сказал Тарег. – Никогда не видел, чтобы слова «засуну в жопу» писали с такой каллиграфической точностью.

Так что сейчас – помолчи. И не шипи на меня, о Тарик. Твое шипение мешает мне думать. Вот так.
В щель между ковриками на двери влетела муха и, нудно зудя, принялась биться о беленую стену, потом о ставни. Бззз… бззззз… стрекотание крыльев и снова настырное бззззз…
Свист и глухой удар прекратили зудение. В деревянной решетке ставни торчала джамбия. В наступившей следом мертвой тишине было слышно, как упало на ковер отсеченное лезвием мушиное брюшко.
– Хороший удар, – искренне поздравил он Тарика.
Нерегиль дернул плечом, пошевелил пальцами правой руки, джамбия с силой выдралась из ставни и, словно камень из пращи, вперед рукоятью влетела ему в ладонь.
– Ух ты, – пробормотал аль-Мамун.
Тарик с отсутствующим видом вдвинул кинжал в ножны.
– К тебе вернулась сила? – радостно поинтересовался Абдаллах.
Нерегиль молча поднял глаза к потолку.
– Почему не отвечаешь?
Тарик, не шевелясь, смотрел в потолок.
Черный кот вежливо кашлянул и сказал:
– Ты приказал ему молчать.
– Тьфу на вас на всех, – в сердцах плюнул аль-Мамун.
И глупо приказал:
– Не молчи.
– Вернулась, – переводя на халифа взгляд ледяных серых глаз, сказал самийа.

– Хафс! Хафс, жирная задница! Хватит душить куриц, ты не пройдешь в дверь, клянусь Хварной! Иди сюда, тебя ждет халиф! Что? Халиф ждет, жирная морда, ты же знаешь, что такое халиф? Это тот человек, в чьем хариме тебя откормили до страшных размеров! Скотина! Вы только посмотрите на эти объемы, клянусь священным огнем, это не шерсть!
– А что же это, во имя Милостивого? – непроизвольно ужаснулся аль-Мамун, отступая.
– Племянничек, – удовлетворенно заметил джинн. – Отожрал рыло, ничего не скажешь.
По двору на них шел огромный серый парсидский кот.
– Клянусь Всевышним, такое необходимо измерить и записать для потомков, – сказал аль-Мамун.
– Мир тебе от Всевышнего, о эмир верующих, – почтительно проговорил котяра.
– И тебе мир от Всевышнего, о Хафс, – отозвался аль-Мамун. – А ты что, правоверный?
– Да, мой господин, – строго кивнув башкой, ответил кот.
– Отступник! – мявкнул из-под ног черный джинн, но Абдаллах решил не вступать в дискуссии.
Через некоторое время халиф, правоверный кот, точнее, джинн, джинн-неправоверный кот и Тарик сидели на подушках в передней.

От воспоминаний и размышлений каида Марваза отвлекли звуки, мерзостность которых сравнима была лишь с полуночным воем голодной гулы – между прочим, пока шли через Дехну, наслушались.
Отвратительная, визгливо-кошачья рулада ввинтилась в уши и рассыпалась диким грохотом медных тарелок.
– Вяяяяааааа! Иииииииии!!. – поддержал ее другой такой же мужеженский, пронзительно модулированный вой.
И снова грохот меди, бац! бац! бац! – равномерно забили металлом по металлу, терзая громкостью уши.
– Вя-вя-вя-вя-ииииииииии!!
То ли мужик, то ли баба, то ли все это вместе заверещало с умопомрачающей пронзительностью, и каид Марваз понял, что в соседнем доме дают представление ханьской оперы.