
Экранизации 2017 года
ludas1989
- 150 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
Очередная книга от известной феминистки, и очередная книга, отказавшаяся соответствовать моим ожиданиям. Узнала я о Наоми Альдерман от уже, надеюсь, известных вам Our Shared Shelf, и, признаться, рассчитывала на какой-то полуфикшен в духе «Мифа о красоте», особенно глядя на эту фиолетово-цветочную обложку и бунтарское название. На выходе имеем роман о закрытом маленьком мирке ортодоксальных иудеев Лондона и о женщине – Ронит – оттуда сбежавшей.
Ронит – дочь известного раввина и писателя, успешная нью-йоркская карьеристка – возвращается в родной район Лондона на похороны своего отца. Она вновь окунается в болото строгих правил, сплетен и постоянного наблюдения, в болото длинных юбок и закрытых локтей, в болото раздельных лоджий в синагоге и раздельных с мужем кроватей во время менструации. Она вынуждена снова столкнуться со всем тем, от чего она когда-то без оглядки убежала при первой же возможности – со строгим регламентом, с определённостью и ограниченностью роли женщины в религиозной общине, с навязчивостью и всезнанием соседей и знакомых. К своему собственному ужасу Ронит осознаёт, что она и сама непроизвольно адаптируется под ненавистный ей образ жизни, а любой высказанный ею протест (например, когда она заявила одной уважаемой еврейской паре, что собирается узаконить свои отношения с другой женщиной) кажется вымученным и нарочитым, протестом ради протеста. Ронит – яркая иллюстрация того процесса, про который говорят «можно вывезти девушку из деревни, но нельзя вывезти деревню из девушки»; можно сколько угодно бежать от своего прошлого, проклинать ортодоксальные устои и обычаи, но если в глубине души осталась вера, остались сомнения в правильности когда-то сделанного выбора, то от этого не спрятаться за Атлантическим океаном и нью-йоркскими небоскрёбами. Ронит – это конфликт одной идентификации (я иудейка) с другой (я свободная женщина с амбициями и желаниями).
Совершенно по-другому выражается конфликт идентификаций в школьной подруге Ронит – Эсти. Эсти – натура куда менее прагматичная и куда более чувствительная, и, пусть её внутреннее несоответствие канонам веры причиняет ей не меньше боли, она пытается с ним примириться и принять себя такой, какая она есть, в том контексте, в котором она вынуждена существовать. И, хотя лично я бы скорее всего последовала примеру Ронит и уехала оттуда к чёртовой матери, именно Эсти через терпимость, через откровенное слово удаётся в какой-то мере пошатнуть вековые каноны общины и достучаться до человечности, непредвзятости и цивилизованности, спрятанных под толстым слоем религиозной пыли.
Удивительно, сколько разных тем поднимается в 300-страничной книжечке. Мне кажется, например, что сама автор (тут уж я умышленно не читала её биографию, чтобы не вышло то же, что и с Гертрудой Стайн), независимо от её религиозной принадлежности, не отказывается от идеи о Боге, хоть и говорит устами Ронит об удушливости и узколобости религиозного течения. Довольно интересно, что в начале каждой главы приводится цитата из Торы и её краткое разумное толкование. И мне кажется, что именно там, в начале каждой главы, нужно искать главную идею автора, а последующее повествование – всего лишь художественное подтверждение этой идеи. Наоми говорит о непослушании, об отклонении от предписанного Торой поведения: и Ронит, и Эсти не соответствуют, не вписываются. И тем не менее, именно это, по версии автора, и отличает людей, созданный по образу и подобию Бога, от ангелов – простых исполнителей его воли, и животных – существ, движимых инстинктами. Она говорит о том, что у нас есть право не соглашаться с Богом, ведь Бог дал нам голос и дал нам слово, и мы не должны бояться спорить с ним и поступать так, как подсказывает нам наша совесть и наше чувство справедливости. Она говорит о том, что даже нарушая божественные предписания мы можем порадовать его своими действиями.
Разница между Ронит и Эсти – это ещё и противостояние между словом и молчанием, между действием и бездействием. То, что откровенность Эсти, её смелость (или безразличие, тут уж как посмотреть) открыть правду и тем самым пресечь слухи и домыслы, её желание жить в соответствии с Торой, с чистым сердцем, не прячась и не стыдясь, в конечном итоге становится толчком к изменениям в лучшую сторону – урок для всех нас: есть время промолчать (вместо того лживого «протеста» Ронит, упомянутого мною выше), и есть время сказать слово.
Как я уже сказала, книга меня приятно удивила. Если вдуматься – она, как сама Тора, изменчива и метафорична, и спустя недели после прочтения можно искать в ней новые и новые смыслы, новые знаки, новые линии. Я обязательно прочту новый бестселлер Наоми Альдерман – «The Power». К сожалению, насколько я поняла, ни одна из книг автора на русский/украинский переведена не была, да и фильм (сценарий которого, надо сказать, претерпел существенные изменения) скорее всего до наших кинотеатров не дойдёт – не в чести у нас феминистки и их книжонки.

Over the years, I’ve had a lot of conversations with Dr. Feingold about silence. Generally, they’ll go something like this. She’ll say that I’m concealing something, that I should be honest with myself, and there’s something I’m not saying. And I’ll say, well, I’m English, it’s difficult for me to talk about anything except the weather. And she’ll say I don’t buy that. And I’ll say maybe I’m just repressed. And she’ll say yes you are; the way to become less repressed is to talk to me. And I’ll say but silence. You see, silence. When in doubt, silence. To most things, silence is the answer. And she’ll say no, it’s not. Silence is not power. It’s not strength. Silence is the means by which the weak remain weak and the strong remain strong. Silence is a method of oppression.

All things, when measured in spans of years, seem simple. But human lives do not occur in years but slowly, day by day. A year may be easy, but its days are hard indeed.

I’ve been thinking about two states of being—being gay, being Jewish. They have a lot in common. You don’t choose it, that’s the first thing. If you are, you are. There’s nothing you can do to change it. Some people might deny this, but even if you’re only “a little bit gay” or “a little bit Jewish,” that’s enough for you to identify yourself if you want.
The second thing is that both those states—gayness, Jewishness—are invisible. Which makes it interesting. Because while you don’t have a choice about what you are, you have a choice about what you show. You always have a choice about whether you “out” yourself. Every time you meet someone new, it’s a decision. You always have a choice about whether you practice.
















Другие издания


