Орудия смерти. Город Небесного огня

- Извращенец, - фыркнула она.

• Мне семнадцать, в этом возрасте мы все извращенцы.

- Я не сделал пирог, - повторил Алек, поднимая одну руку. - По трем причинам. Первая - у меня нет ингредиентов для него.
Вторая - на самом деле, я не знаю, как его печь.
Он сделал паузу, явно ожидая.
Убирая свой меч и прислоняя его к стене, Джейс осторожно спросил: - И третья?

• Потому что я не твоя сучка, - сказал Алек, явно довольный собой.

- Почему ты говоришь мне, что любишь меня, только когда я припру тебя к стенке? - спросила она.

• Я не умею признаваться в любви. Но это не значит, что я не люблю тебя. Есть желания, которые лежат на поверхности, и есть желания наших душ, а моя душа желает тебя.

- Иногда приходится выбирать между спасением одного человека и спасением человечества, - сказал он. - А я... я достаточно эгоистичен и хочу, чтобы тот, кто любит меня, меня и выбирал. Но нефилимы всегда предпочтут другой вариант. Я смотрю на Алека и чувствую себя Люцифером из "Потерянного рая". "И посрамленный Дьявол почувствовал могущество добра". Могущество, внушающее благоговение. Благоговение - это прекрасно, но это яд для любви. Любовь может быть только между равными.

Любовь не заканчивается со смертью.

— Когда оружие сломается и его починят, оно становится наиболее крепким как раз в месте разлома, — сказал Джейс. — Может, и с сердцем так же?

Наша душа соткана из воспоминаний. Мы сами живем воспоминаниями, и те, кто ушел, живут благодаря нашим воспоминаниям.

– Я просто хотел, чтобы… ну… в общем, чтобы он не думал, будто я забыл…
– Исстрадался, бедненький, – кивнул Джейс.
Алек дернул плечом:
– Кто бы говорил. «Ой, я такой влюбленный! Ой, она моя сестра! Ой, что же мне делать…»

мы ведь без остатка отдаем себя любви.

Ты думаешь, что Нефилимы добрые, — потому что они сражаются за Добро; но быть хорошим и быть добрым — это не одно и тоже, и нет ничего более жестокого, чем добродетель.