Ведьмак Геральт. Том 3

— Меня зовут Высогота из Корво. Я был лекарем. Хирургом и алхимиком. Был исследователем, историком, философом, этиком. Я был профессором Оксенфуртской Академии. Мне пришлось оттуда бежать после опубликования некоего труда, который сочли безбожным, за что тогда, пятьдесят лет назад, грозила смертная казнь. Мне пришлось эмигрировать. Жена последовать за мной не пожелала и бросила меня. Остановился я лишь далеко на юге, в Нильфгаардской империи. Стал преподавать этику в Императорской Академии в Кастелль Граупиане и проработал там почти десять лет. Однако и оттуда вынужден был бежать после того, как опубликовал некий трактат… Между прочим, труд этот рассматривал проблему тоталитарной власти и преступного характера завоевательных войн, но официально произведение и меня обвинили в метафизическом мистицизме и клерикальной схизме. Сочли, что я действовал по наущению экспансивных и ревизионистских жреческих групп, реально правивших королевствами нордлингов. Довольно забавно в свете смертного приговора, вынесенного мне за атеизм двадцатью годами раньше. Впрочем, к тому времени экспансивные жрецы на Севере уже давно были забыты. Но в Нильфгаарде этого не учитывали. Брачные узы мистицизма и суеверия с политикой преследовались и сурово наказывались.

— А ты, — она указала на мешочек, который он тащил, — тропки, конечно, знаешь. И даже не очень далеко по ним ходишь, стало быть, болото не очень и велико. Дубишь шкуры, чтобы жить, понятно. У Кэльпи, моей кобылы, не переводится овес, а поля тут что-то не видать. Мы едим кур и каши. И хлеб. Настоящий хлеб, не лепешки, что на поду пекут. Хлеба ты от траппера не получишь. А значит, неподалеку есть деревня.
— Железная логика, — спокойно согласился он. — И верно, провизию я получаю в ближнем селе. Самом ближнем, но вовсе не близком, лежащем на краю болота. Трясина прилегает к реке. Я обмениваю шкуры на пищу, которую мне привозят лодкой, на хлеб, крупу, муку, соль, сыр, иногда кролика или курицу. Порой привозят известия.

— Поделиться? — наконец протянул он. — Поделиться с тобой? Знание, дорогой мой, это привилегия, а привилегиями делятся только с равными себе. И чего бы ради мне, эльфу, Ведуну, члену элиты, делиться чем бы то ни было с потомком существа, которое появилось во вселенной едва пять миллионов лет назад, эволюционировав из обезьяны, крысы, шакала или другого млекопитающего? Существа, которому потребовалось около миллиона лет на то, чтобы открыть, что с помощью двух мохнатых лап можно производить какие-то действия, использовав обглоданную кость? После чего это существо засунуло себе оную кость в задницу и завизжало от радости.
Эльф замолчал, отвернулся и уставился на свою картину.
— На основании чего, — повторил он, — ты осмелился подумать, будто я поделюсь с тобой каким бы то ни было знанием, человек? Ну, скажи мне?
Геральт очистил сапог от остатков экскрементов.
— Может, на основании того, — ответил он сухо, — что это неизбежно?
Эльф резко повернулся.
— Что? — спросил он сухо. — Что неизбежно?
— Может, то, — Геральту не хотелось повышать голоса, — что пройдет еще какое-то количество лет и люди просто заберут себе любое знание, независимо от желания или нежелания тех, кто им владеет, делиться с ними, разве не так? В том числе и знание того, что ты, эльф и Ведун, ловко прячешь за наскальными фресками, думая, будто люди не пожелают раздолбать кирками стену, закрашенную ложным доказательством дочеловеческого существования? Ну? Ответь, дорогой ты мой огонь тщеславия?
Эльф фыркнул. Вполне весело.
— О да, — сказал он, — тщеславием, доведенным до глупости, было бы считать, что вы чего-нибудь не раздолбаете! Вы раздолбаете все! Ну и что? Ну и что, человек?