Тяжёлый свет Куртейна. Синий

Больше всего на свете люблю такие простые штуки: рассеивать тьму любыми подручными средствами, от солнца до встроенного в телефон фонаря, добывать радость из горя, превращать скорбь в торжество, делать всякое поражение первым шагом к грядущей победе, и чтобы цветы росли на руинах, трава пробивалась сквозь асфальт, улыбка – сквозь слезы, все вот это вот.

в юности мало кто добр; это потом обычно приходит, когда самого по башке двести раз шандарахнет, и, может быть, что-то начнет доходить.

Из всех искусств важнейшее - говорить себе: "Подумаю об этом завтра", - каждый день, утром и вечером, и ещё столько раз, сколько понадобится

В юности иногда жуть брала: неужели я повзрослею и стану скучным, ни на что не годным хмырем? Почти невозможно поверить, но все вокруг примерно такие, вдруг и я сам не замечу, как превращусь?

Глупо продолжать любить то, чего никогда не вернёшь, нет никакой надежды. Слишком больно. Одному человеку так много боли нельзя, она в него не поместится, разорвёт на мелкие, неопрятные кровавые куски.

... Но ладно, за одну жизнь всего не успеешь. Как получилось, тоже сойдёт.

Кто в девятнадцать лет не совершал роковых дурацких ошибок, тот, считай и не жил.

– Извините, – сказал он после долгой, томительной паузы. – Я не нарочно такой ужасный. То есть, на самом деле я вообще не ужасный. Просто иногда нечаянно выворачиваюсь бездной наружу. В такие моменты находиться рядом со мной становится довольно тяжело.

Но есть вещи, с которыми лучше не шутить. В их число входят абсолютно все темы, при упоминании которых у собеседника, кем бы он ни был, каменеет зачем-то оставленная на лице улыбка и темнеют глаза.

Если бы ты страдал эпилепсией и при этом занимался балетом, я бы сказал – равномерно распределить припадки по выступлениям в тех местах, где они могут сойти за танцевальные элементы…