Повести и рассказы

Вроде бы очень простой, если не сказать примитивный, сюжет: молодой человек- добрачный грешок в лице крестьянской молодайки, затем женитьба на чистой и прекрасной девушке своего круга...Всё нормально и благополучно. Но- почему-то страсть к почти забытой (незначащей прежде) любовнице приводит к совершенному безумию героя и трагической развязке. Даже двум- автор, видимо, так болел темой, что мыслил не менее двух трагических развязок истории.

Каково же впечатление . Сам Лев Николаевич очень неординарен даже среди своих собратьев-классиков. Кажется, никто так как он не мучается духовным поиском : жизнь, болезни и умирание; супружеская интимная жизнь; труд и праздность; христианская мораль ; грех и покаяние. Вспоминается , конечно, Левин ("Анна Каренина"), Позднышев( "Крейцерова соната"), ("Смерть Ивана Ильича").

В наше время всё это ситуация кажется элементарной. Иртенев-молодой мужчина, обладающий неслабой половой конституцией, и подобные "сношения" с женщинами "попроще" ему просто иногда необходимы и вполне простительны ( тем более на фоне недомоганий законной супруги). Но-вот беда- высокие моральные принципы, муки совести перед женой и близкими, неприятие греха прелюбодеяния- всё это создаёт противоречия столь неистовые, что неизбежна катастрофа. Сейчас к этому относятся проще. Правильно ли это? Никто не знает.

Чувствуется, что это метания самого автора- конфликт между плотью и духом, неразрешимый, мучительный. Видимо, отсюда краткое и жуткое название "Дьявол". Все мы-марионетки Бога и Дьявола. В данном случае-победа на стороне Зла.

Словно для будущего контраста- автор выписывает героя изначально абсолютно нормальным, адекватным человеком. Никаких болезненных страстей, излишней тяги к пороку, нервности, даже меланхолии. Терпим даже к тёще -стерляди. Молодой, здоровый, порядочный розовощёкий малый...И словно чьей-то могущественной рукой он стремительно запущен в Ад.
Жутковато.

Повесть Льва Толстого "Дьявол" не входит в школьную программу. Конечно, это ведь magnum opus "Война и мир", не сенсационная для своего времени "Анна Каренина" и не великолепный рассказ "После бала". Да и тема тут, пожалуй, не для подростков.

Главный герой истории – дворянин Евгений Иртенев – унаследовал отцовское имение в деревне, куда и поехал, чтобы разобраться с долгами и сохранить землю и хозяйство. Там он заводит роман с замужней крестьянкой Степанидой "чисто для здоровья". Когда приходит время жениться, Евгений твёрдо намерен поставить точку в своих утехах без обязательств. Но, как и все дилеммы в русской классике, закончиться хорошо это просто не может.

У повести, кстати, два финала, т.к. Толстой не успел определиться, какой выбрать. Мне не нравится ни один. Я бы предпочла третий вариант – лучше рассказал бы всё Лизе и вычеркнул бы раз и навсегда.

Хаджи-Мурат, один из ключевых героев Кавказской войны, военачальник и национальный герой аварского народа стал героем одноименной повести Толстого. Почти десять лет Хаджи Мурат был правой рукой имама Шамиля, организовал немало набегов, его храбрость, военный талант были известны на весь Кавказ не только у горцев, но и у русских. Слава растет, а отношения между имамом и его помощником становятся все напряженнее и после очередного конфликта Хаджи Мурат решает покинуть Шамиля, но в плен попадает его семья. Хаджи Мурат переходит на сторону русских, чтобы с их помощью спасти родных.

Храбрый, благородный, отважный, таков Хаджи-Мурат и в повести Толстого.

назовет его Марья Дмитриевна, супруга одного из русских офицеров. Второй кавказский лидер, точнее первый, имам Шамиль - умный политик, храбрый воин, его "высокая, прямая, могучая фигура" производила впечатление величественности.

Совсем иначе описан в повести русский император Николай I. "Большое, сытое тело", "отросший живот", "лицо холодно и безжизненно", "сжатые губы", "выражение недовольства и даже гнева". Причина недовольства кроется в усталости после бессонной ночи, проведенной с двадцатилетней невинной барышней. Измученный развратом император, раздает распоряжения министрам, смысл которых сводится исключительно "казнить, нельзя помиловать". Кое-как, отстояв в церкви службу и уделив пару минут семье, он отправляется на ежедневную прогулку, затем обедает в окружении "императрицы с своей трясущейся головой и замершей улыбкой" и свиты придворных льстецов и подхалимов. Вечером царь спешит в балет, где в "трико маршировали сотни обнаженных женщин". Виновник всего зла, что творится на Кавказе, никудышный стратег, бездарный тиран, деспот и развратник, именно таким рисует Толстой Николая I. Под стать ему и приближенные, исполняющие все прихоти и желания царя, а русские офицеры погрязли в безделье, пьянстве, солдата не жалеют, а уж горцев и подавно.

словами все той же Марьи Дмитриевны. Сложилось впечатление, что именно в уста обычной русской женщины Толстой стремился вложить отношение к происходящему.

Повесть писалась долго, много исторической литературы изучил Лев Николаевич для ее написания, но его личное субъективное мнение в этом произведении явно превалирует. Напечатанная уже после смерти Толстого повесть была неоднозначно была принята критиками и литераторами, а первый ее экземпляр вышел с большими сокращениями.

Интересно и то, что повесть "Хаджи-Мурат" была экранизирована в Германии, Италии, Югославии, Турции, но не в России, хотя попытки подступиться к этому произведению предпринимались и в советское, и в постсоветское время. Самая известная постановка, пожалуй, «Хаджи-Мурат — Белый Дьявол» итальянский фильм 1959 года режиссёра Риккардо Фреда.

Идеал мужского начала русской жизни.
Как-то уже приходилось писать, что т.н. «заблуждения» Толстого (как будто у кого-то есть моральное право называть выстраданные убеждения «заблуждениями») – неподсудны, особенно потомкам. Неподсудные по причине целостности личности: жил как веровал, а потому и прощено всё.
«Казаки» столь часто рассматриваемое и критиками, и любителями, и гурманами Толстого произведение, что, как и в случае с «Хаджи-Муратом» или «Степью» Чехова, пытаться сказать что-то новое с точки зрения литературоведения – ну, наивно, по крайней мере. Но всегда есть, что сказать с точки зрения собственной интерпретации текста. А уж тем более в зависимости от возраста, жизненного опыта, рефлексии и саморефлексии. Так и с «Казаками»: что осталось вне поля профессиональной критики? Проблемное поле – известно, история создания и литературные особенности – тоже.
Но попытка собственной интерпретации у меня была вызвана прочтением «Героя нашего времени» и тем ракурсом, что попытаться в лицах, запечатленных не в исторических документах, но в произведениях художественных, увидеть «физиономии», по выражению той эпохи, русского колониализма (в терминах марксизма) или миссии «белого человека» (в терминах Киплинга). Каков русский колонизатор-миссионер? И, конечно же, вопрос самый актуальный: генезис трений, противоречий, непонимания между русскими и Северным Кавказом. Что в основе? Когда возникло? Как складывались взаимоотношения? Какими были русские тех лет? Как относились к местному населению? При этом, разумеется, всегда было понимание различия исторического документа и художественного образа писателя. Но всё же вернемся сначала к убеждениям Толстого относительно «здорового начала простой жизни».
Самое удивительное: как такой прозорливый человек, писатель, личность вообще мог поставить себе вопрос таким образом? Понятно, что предтечей был Руссо. Понятно, что не произошли те события, случившиеся позже и показавшие «естественные» ограничения «человека простого» в том, какими качествами он был наделен умозрительно гением русской литературы. Толстой – самобытный, глубокий писатель-мыслитель-философ. Ничего на веру, кроме самой веры! Отношение к «простым» людям, разумеется, не было случайным ни в «Казаках», а уж тем более в более поздних произведения. Можно предположить, что эсхатология с понятным направлением духовного движения, «развития» человека и человечества, показывает путь к концу – физическому, по крайней мере. Что не может не сопровождаться упадком нравов, что Толстой и наблюдал в привычной для него среде. Выход – в опрощении, возврате к незамутненной жизни «простых» людей, живущих в гармонии с природой, собственно, почти и не выделивши себя из природы. Но и там всё настолько далеко от того, как понимал гармонию Толстой. Прекрасная иллюстрация – фильм «Легенда о Нараяме». И фильм, и повествование – совершенно из другой цивилизации, но есть ли там гармония? А если она и есть, то это гармония вовсе не человеческого общества. Как мы, европейцы, это понимаем. Но тут уже полемическая область, где нужно договариваться о терминах.
Поразительная «слепота» гения: живя «казацкой» жизнью ты никогда не сможешь подняться в осознании себя, своих проблем на уровень «сознательной» же жизни. Для этого у тебя нет ни времени, ни сил. А быть «простым» в нравах и «просвещенным» в познаниях – решительно невозможно. Так же, как чуть-чуть беременной. Так не бывает. Что, собственно, демонстрировал Лев Николаевич собственной жизнью. Но мне бы хотелось и «предостеречь» от соблазна цитирования Библии, того места, где о помножении познания и помножения скорби. Трудно согласиться, что собственная жизнь – это лишь помножение скорби через помножение познания. Невозможно согласиться с тем, что проживая и, в теории, приобретая мудрость, эта мудрость есть лишь единственно – скорбь. Святые отцы православия, да и не только, - разве это не демонстрация иного? И печать светлого понимания и умиротворения на их лицах в момент ухода из этой жизни –разве это иллюзия и обман? Поэтому ещё раз: речь не об известном «заблуждении» относительно жизни «простой» или «цивилизованной». Речь о том, почему Толстой убежденно придерживался, да что там придерживался - проповедовал именно такие свои взгляды?
Ещё такая мысль: представление об обществе как об испорченном, пардон, сообществе и не более того – подобным, спекулятивным образом может рассуждать лишь ум незрелый. Да, к моменту написания Толстому было что-то около 30. Но подобный взгляд у Толстого остался на всю жизнь. Удивительно! Зададимся вопросом: может быть, как это бывает почти всегда, может быть, подобное отношение к обществу – следствие какой-то психологической драмы глубокого человека? В «Казаках» - повести удивительно светлой, ясной, легкой, читающейся с прекрасным настроением, написанной прекрасным литературным языком, явно на каком-то душевном, духовном подъеме, можно, на мой взгляд, проследить начало той личностной эволюции, или саморазвития, как сказали бы сейчас, самого Толстого. Ведь что волнует, над чем размышляет, занимаясь самоедством Оленин? Азартные игры, обманутые женщины, ложь, лицемерие, пустое время препровождение, - вот от чего он хочет уйти. А в конце, в пределе, сам Толстой приходит к созданию собственной «системы», покоящейся на его собственном прочтении христианства, то есть он приходит к собственной, продуманной и обоснованной мировоззренческой системе.
Повесть ясная, чистая, по-хорошему легкая. В ней в каждой строке – жизнь! Горы, реки, лес, охота, напряжение приграничной жизни, перестрелки, засады. Искреннее желание понять и принять образ жизни и, следовательно, образ, строй мыслей казачей станицы. И через всё – женская плоть, женское тело, желание обладать ею. Эта плоть в буквальном смысле не дает спать Оленину, она кружит голову и просто сводит с ума здорового физически и морально молодого человека. Оленин смотрит на Марьяну, да нет, Толстой смотрит на казачку и видит только платье-рубашку-сорочку Марьяны, за которым мужское воображение рисует молодое, красивое, ждущее мужчину-хозяина с его ласками и требованиями любви тело. О чем пишет по большей части Оленин в своем дневнике? Да об этом же и пишет – о женщине! О чем мечтает-фантазирует молодой человека? Да о том, о чем мечтают и фантазируют все молодые мужчины! Обо что разбиваются все умозрительные «системы» Оленина относительно собственного предназначения и главной же обязанности=основы счастья – служения и самоотречения во имя других? О женщину и разбивается! Почему гений Толстого «не дошел» до того, что ведь после насыщения им ведь и поговорить будет не о чем? Что ничего общего нет ни в их взглядах, ни в образе жизни и идеалах? Почему так? Скорее всего, как и в случае Печорина – молодость! С её иллюзиями вечного семейного счастья с единственным человеком до самой последней черты. Но это – так человечно, слишком человечно, как говорит любимый Заратустра.
Нашел ли я в повести того, чего искал, если не для объяснения, то попытки понимания взаимоотношений русских с кавказцами? И да, и нет. В этом отношении «Хаджи-Мурат» дает больше, о чем я пытался написать в отзыве. Здесь интересен другой момент: русские и русские, православные и староверы. Послушаем Толстого: «Очень, очень давно предки их, староверы, бежали из России и поселились за Тереком, между чеченцами на Гребне, первом хребте лесистых гор Большой Чечни. Живя между чеченцами, казаки перероднились с ними и усвоили себе обычаи, образ жизни и нравы горцев; но удержали и там во всей прежней чистоте русский язык и старую веру».
Далее: «Еще до сих пор казацкие роды считаются родством с чеченскими, и любовь к свободе, праздности, грабежу и войне составляет главные черты их характера. Влияние России выражается только с невыгодной стороны: стеснением в выборах, снятием колоколов и войсками, которые стоят и проходят там».
Вот ещё: «Казак, по влечению, менее ненавидит джигита-горца, который убил его брата, чем солдата, который стоит у него, чтобы защищать его станицу, но который закурил табаком его хату». «Он уважает врага-горца, но презирает чужого для него и угнетателя солдата. Собственно, русский мужик для казака есть какое-то чуждое, дикое и презренное существо, которого образчик он видал в заходящих торгашах и переселенцах-малороссиянах, которых казаки презрительно называют шаповалами».
И постоянное презрение во взглядах чеченцев на русских. Собственно, ничего нового. Собственно, а что остается делать с тем, кого победить не можешь? Места в тексте, где Толстой говорит о презрении во взглядах, встречаются практически везде, где только в тексте появляется чеченец. В конце повести, в эпизоде с окружением и уничтожением группы чеченцев, пришедшей украсть лошадей и скот, есть такое место: «Чеченцы знали, что им не уйти, и, чтоб избавиться от искушения бежать, они связались ремнями, колено с коленом, приготовили ружья и запели предсмертную песню». Бой был равным, никакого подавляющего преимущества у русских не было, была военная хитрость, храбрость и понимание защиты собственного дома. И что характерно именно для Толстого, как человека русского и человека православного. Повторюсь: именно для человека русского. У русского человека нашлось вот, какое отношение к убитым в бою чеченцам: «Каждый из этих рыжих чеченцев был человек, у каждого было свое особенное выражение». Нужно ли говорить, что совершенно невозможно представить такие строки и такое отношение к врагу, если бы автором был бы чеченец. Но об этом – в самом конце, потому что на самом деле мораль не в этом – какие хорошие одни и какие плохие другие. Понятно, что «хорошие» и «плохие» - в отношении к своим. Ну вот: мне кажется, что Толстой хотел бы быть русским, но не «обычным» русским, русским мужиком, крестьянином, да – солью земли, но всё-таки холопом (крепостное право отменено ещё не было!), а русским казаком, обладать человеческими, личностными, мужскими качествами казака. Казак как свободный (не холоп!), смелый, мужественный, абсолютное воплощение мужского начала. Мужественный и просвещенный. Он мужественен духом, а потому несгибаем. Он – цивилизован (не дик), его мужество и бесстрашие – осознанное, он – защитник и опора Отечества. Возможно, «Хаджи-Мурат» получился тяжелым во всех смыслах произведением, что Толстой так и не нашел воплощения просвещенной мужественности ни в себе, ни в ком-то другом.
А что же чеченцы? Да, собственно говоря, ничего. Говорить бесконечно, что ничего не меняется, в смысле, они, чеченцы, не меняются. Как считали русских такими, как в «Казаках», так и считают. Говорить об этом, по крайней мере, надоело. Потому как это на самом деле ничего и не объясняет, ничему и не учит. Учат «Казаки» другому, пусть неявно, не напрямую. Мужеств это ведь не только шашка, «рубилово-махалово». Мужество – это ведь когда ещё и честно. А честно – это когда говорят и обсуждают открыто всё, что мешает. Обсуждают то, почему одни называют других «черножопыми», а другие «собаками». Обсуждают, чтобы понять хотя бы: нам по пути?
Упрек чеченцам, пожалуй, один: хочется почитать, что и как они думали о русских – и тогда, и сейчас. Есть ли такие источники? От того, что мы делаем вид, что ничего не происходит, а на самом деле происходит – загонять болезнь ещё глубже. В повести куча мест, где контакты описаны более чем прозрачно: была своя жизнь, были связи, контакты, общие дела, было куначество. Толстой не дает ни повода, ни права, сводить проблему к примитиву: эти – черножопые звери, эти - русские собаки и свиньи. Толстой видел жизнь гораздо глубже, как гений и честный человек он увидел Горнее и у тех, и у других. Ведь реально – проблем у не русских (этнически) – гораздо больше, чем у русских. Как мы решаем то, что уже невтерпеж, знают не только русские: раньше – дубина или сабля – и ничего живого вокруге, сейчас – бомба-матушка и трандец всем. Никаких иллюзий. Как и насчет того, что русским не русские нужны больше, чем не русским – русские.
Реалии таковы, что «Казаки» и «Хаджи-Мурат», кавказские рассказы Толстого – больше, чем просто литературные произведения. Толстой прямым текстом по сути говорит о главной проблеме: русские не являются образцом для чеченцев ( в случае «Казаков») в морально-нравственном смысле (кстати, очень интересно объяснение того факта, почему чеченцы встречали немцев хлебом-солью, рекомендую поизучать вопрос!). А это – проблема русских, исключительно русских! Поясню: почему США или Великобритания – магнит для всех? Образ жизни, воплощенный в успешность, - вот и весь ответ. Тянутся к успешному, сильному. Так было всегда. Не знаю, будет ли так всегда. Почему русские в Хаджи-Мурате видели больше, чем просто война? Да потому, что он был Воином!
И чтобы нам, русским, решить наши собственные проблемы нужно, просто необходимо читать Великих Русских Людей, являющихся духовными вершинами нации, читать такие книги, как «Казаки». Льва Николаевича Толстого.

В один день молодой человек, юнкер Дмитрий Оленин, решает изменить свою жизнь и отправиться на службу на Кавказ. Главные герои повести гребенские казаки. Некогда староверы, их предки, бежавшие от преследований поселились на границе с Чечней. Толстой настолько красочно, колоритно и с любовью описывает этот народ, что мне захотелось жить в казачьей станице середины 19 века) На их фоне главный герой, которого Лев Николаевич писал с себя как-то меркнет. Да и симпатий с первых строк вызывает мало

Совсем иные казаки. Оказавшись на Кавказе, молодой князь с первых дней полюбил этот край, его красоты, но главное людей. Великолепно выписан образ старого казака Ерошки, охотника и любителя чихиря; бравого щеголя Лукашки и конечно же красавицы Марьяны. Любовная линия тут напрашивается сама собой. Настолько воспылал Оленин страстью к казачке, что готов остаться в станице навсегда, но и Лукашка уже посватался к девушке. Кого выберет гордая казачка? Интересная развязка у этой истории.

Повесть Лев Николаевич писал около десяти лет. Будет здесь и немного философии еще молодого Толстого о смысле жизни, которая найдет свое развитие в других более поздних произведениях.

Есть фильм, снятый по мотивам этой повести режиссером Василием Прониным. Замечательные артисты Леонид Губанов, Зинаида Кириленко и Борис Андреев сыграли в нем главные роли. Книгу слушала в исполнения Валерия Баринова, настоящий мини спектакль. Похоже исполнитель тоже проникся этой экранизацией, Ерошка говорит у него голосом Андреева.

Поскольку в школе книжек мало я читал, наверстывать приходится поныне...
И выбор пал на этот раз - Хаджи-Мурат, Толстого Льва творение.
Увы, не вышло в сей повести увидеть откровения...
Но по порядку, продолжу в прозе свой рассказ.

Повесть Хаджи-Мурат повествует о небольшом отрезке жизни одноименного прославленного аварского военачальника. А именно - переход Хаджи-Мурата вследствии раздора с имамом Шамилем на сторону Российской Империи. Но, так как семья Хаджи-Мурата находится в плену и Империя не торопится и, попросту, не хочет ему помогать, Хаджи-Мурат принимает решение опять сменить сторону. За что расплачивается жизнью...
Вот такое краткое описание сюжета повести и, к сожалению, прочтение ее целиком вряд ли существенно раскрасит этот сюжет новыми красками.
Русская сторона представлена только с худшей стороны - пьянство, глупость, интриги, лживость, лесть и др. Это все про нас, русских. Даже императору Николаю I досталось по полной. Отвага же, честь, самоотверженность и прочее -  это все про горцев. Обидно за державу, Лев Николаевич, можно было бы для поднятия патриотизма то хоть пару светлых моментов вставить...
Герои повести, на мой взгляд, получились не проработанные - никто из них не вызывает сильного чувства сопереживания. Даже главный герой. Уж больно все схематично и сухо.
Ну а закончить хочу ответом на поставленный в заглавии вопрос - почему же Лев Николаевич Толстой не Михаил Юрьевич Лермонтов? Все очень просто - один прозаик, другой - поэт и даже в прозе чувствуется это...
Прозаик может лишь и то, с особенным, индивидуальным стилем на пару предложений четыре раза Хаджи-Мурата указать:

Повесть середины 50-х годов, когда "натуральная школа" стремилась загрызть всё, что не похоже на неё, в т.ч. и историческую прозу.
Однако такой мастер как Толстой, даже начинающий мастер, выше всяческих "направлений". Толстой здесь изобразил историческую эпоху начала века, и весьма оригинально: не привлекая исторических личностей и исторические события, но сделав это предельно достоверно, живым языком и внимательностью к деталям.
Это было во времена, настолько древние, что на балах зажигали свечи не стеариновые, а сальные, можете себе представить. И уж конечно, люди тогда были наивные, как всегда утверждает младшее поколение, с "высоты лет".
О том что здесь противопоставляются два поколения, и не в пользу младшего, не написал только ленивый. Построенное на антитезах повествование, традиционный приём Толстого ("После бала")
Стоит так же обратить внимание на точно схваченные характеры разных персонажей, даже эпизодические.
Помимо самостоятельного значения, повесть сия так же показала, что жанр исторического романа далеко не исчерпан, впереди его ждал расцвет, а интерес Толстого к событиям начала века оказался устойчивым, что вылилось в создание "Войны и мира", начатый роман "Декабристы", "Записки старца Федора Кузьмича"...