По направлению к Свану

Роман "По направлению к Свану" открывает монументальную семитомную эпопею Марселя Пруста "В поисках утраченного времени", которую сам автор сравнивал с готическим собором и которая прочно вошла в число признанных шедевров мировой литературы.

Жанры

Книга из цикла

В поисках утраченного времени

В сторону Свана

Марсель Пруст

4,1

(3,6K)

Под сенью девушек в цвету

Марсель Пруст

4,3

(1,3K)

Германт

Марсель Пруст

4,3

(748)

Содом и Гоморра

Марсель Пруст

4,2

(566)

Пленница

Марсель Пруст

4,1

(461)

Беглянка

Марсель Пруст

4,1

(392)

Обретенное время

Марсель Пруст

4,3

(344)

Рейтинг LiveLib

4,1

3,6K оценок

5
48%
4
31%
3
14%
2
5%
1
2%

Ваша оценка

Прочитали 4141Хотят прочитать 7278

Рецензии

barbakan2 марта 2013 г.
Марсель Пруст рожден для аудиокниг.
Если читать его кружевные романы, длиной в космическую ночь и лишенные сюжета, сидя в глубоком кресле или полулежа, или за столом – с монитора, обязательно заснешь.
Капитуляция неизбежна.
Я думаю, что даже те арбатские старушки, у которых бабушки были арбатскими старушками, держат томик Пруста на ночном столике, прежде всего, чтобы экономить на снотворном.
И порой убивать чертей.
Пруст начинает работать в дороге!
В плеере.
Вот ты сидишь в троллейбусе и смотришь в большое окно, как едет черный мерседес сквозь медленно падающий снег. Женщина подпевает радио. Барабанит по рулю. Ты наводишь фокус глаза то на снежинки, то на мерседес и думаешь о запахе ириса и дикого боярышника, про который вспоминает герой Пруста. Ты рассеяно шепчешь: все-таки Ирис или ирИс?! И не понимаешь, что является реальностью: запах боярышника, мерседес, медленно падающий снег, Пруст или ты, едущий на работу?!
А потом звонит телефон. Вынимаешь один наушник, говоришь. И к ирису, мерседесу, троллейбусу и женщине добавляется еще один голос.
«Погромче, пожалуйста», – просишь ты.
Но вот остановка. Выбегаешь. И на тебе – ветер в лицо, и скрип под ботинком и, конечно, ирис, голос в трубке, дикий боярышник, накладные волосы тетушки Леонии, Комбре, и успеть бы на светофор…
Все пускается в снежную пляску.
Ты делаешь два прыжка, прижав телефон, и вспоминаешь, как ветер дул в рот, когда мальчиком вдруг побежал по парку сквозь снегопад от внезапно нахлынувшего чувства счастья. А люди, идущие по зебре, смотрят на тебя и думают: сколько же в Москве психов.
Пруст.
Пруст – тот писатель, который возвращает меня к моей реальности. Иные авторы хотят увести читателя в свой мир, подальше в книгу. Захватить. Засосать. А Пруст, максимально ослабляя сюжет, отказавшись от главного героя, от композиции, добивается обратного. Очередная нить брошена, очередное ружье не стреляет, и ты смотришь перед собой и видишь красоту реального мира.
А пройдет год и, перебегая Ленинский проспект в том же месте, я вспомню накладные волосы тетушки Леонии или женщину, подпевающую радио. Так же внезапно. И тут же забуду.
Читать далее
344
15,5K
Shishkodryomov26 января 2015 г.
Прежде всего хочу принести свои извинения господину Оноре де Бальзаку, которого когда-то обозвал "первейшим из зануд". На тот момент еще плохо был знаком с Марселем Прустом. Вся разница в том, что у Бальзака упоминается форма дверной ручки и начинается ее описание, сравнение, история происхождения, занимающие страниц 5, а у Пруста при этих же обстоятельствах 10 страниц занимают переживания главного героя только по поводу формы этой же дверной ручки. За каких-то 12 лет я прочитал первую половину начала великой прустовской жвачки. Если рассуждать логически, то еще за 12 лет ее вполне можно бы было дочитать. Примерно 24 затраченных года дали бы и за его убийство. Но, нужно отдать Свану должное - его можно бросить на пару лет, продолжить читать с середины, зевать, чихать - восприятие от этого абсолютно не пострадает.
Если бы это был не Марсель Пруст, то можно бы было заподозрить, что автор издевается. Это реальнейший из примеров бессмысленнейшего тысячестраничного порожняка. Открытия, что делает главный герой, события в его жизни столь велики и необычайны, что могут быть сравнимы с проблемами блохи, хорошо устроившейся в подвальной ветоши с полной уверенностью в том, что ее благополучию ничто не угрожает. Служанки, папы-мамы, двоюродные бабушки - через час ты уже чувствуешь себя маленьким задротом, обвязанным носовыми платками и мечтающим самолично совершить кругосветное путешествие в свои неполные 20 лет - до ванной комнаты и назад.
Моя двоюродная бабушка заметила как-то в приватной беседе со мною, которую я должен был вести с чуть приотворенной дверью, ибо только так позволяли правила приличия, что при незыблемом и в то же время переменчивом положении вещей писать рецензии на Марселя Пруста очень даже позволительно, но при условии, что единство стиля и содержания будут соответствовать той убийственной природе сомнамбулического увядания, которое свойственно любой престарелой провинциальной кокетке, украшающей своею персоной свет и памятующей еще о своем высшем предназначении. Предложения у него раз в десять длиннее, а мысль порою прерывиста и часто отсутствует в принципе. Нет, она, конечно, есть, но ее можно бы было выразить на 2-3 листах вместо тысячи.
Минуточку, я сейчас отпущу слуг, подождите. Спасибо. А теперь еще немного. Я должен поспать. Страниц 200. В прустовском выражении 200 страниц - это один миг или 12 лет. Выбирайте сами. А теперь еще 200. Не страниц, естественно, а грамм. Великий сакральный смысл построения всего произведения строится на подобных фразах

Но, когда от давнего прошлого ничего уже не осталось, после смерти живых существ, после разрушения вещей, одни только, более хрупкие, но более живучие, более невещественные, более стойкие, более верные, запахи и вкусы долго еще продолжают, словно души, напоминать о себе, ожидать, надеяться, продолжают, среди развалин всего прочего, нести, не изнемогая под его тяжестью, на своей едва ощутимой капельке, огромное здание воспоминания.
Вероятно, для подобного вялотекущего существа и ему подобных они имеют огромнейшее основополагающее значение, но для тех, кто живет реалиями жизни - подобные "откровения" вызывают перманентное желание заснуть. Я же, ибо был готов к подобному, от души посмеялся.
В общем и целом этот труд можно бы было назвать "оправданием для пассивных". Ходят слухи, что далее - там еще бесчисленное количество книг в этом хорроре - Марсель Пруст переживает необычайное потрясение, вызванное началом Первой Мировой Войны и смертью любимого дворецкого. Ути-пути, маленький. Наш прустик волноваться-волноваться будет, ма-а-альчик. Уверен, что дальнейшем он всегда будет спать вместе с бабушкой, так как подобный перелом в судьбе обязывает желанию себя обезопасить.
P.S. Если бы в этом произведении не упоминалось что-то типа золотого унитаза, то я заподозрил бы свою логику в несостоятельности. Но, как и предполагалось, она меня не подвела, и вот он пришел, наш дорогой золотой унитаз.

они тешились тем, что, в поэтичных и грубоватых своих фарсах, подобных феерии шекспировской «Летней ночи», превращали мой ночной горшок в сосуд, наполненный благоуханиями Речь о поедании спаржи.

p.p.s. Ах, ну да, из плюсов - текст идеален и похож на поэму. Подобные ощущения возникали только при чтении Венедикта Ерофеева. Если выпить до чтения кварту текилы, то, вероятно, это сделает приятным процесс и абсолютно не отразится на восприятии.
Читать далее
268
18,5K
Anastasia2465 декабря 2023 г.
Почтовая открытка адресата в этот раз не застигнет (может, и к счастью...) Плотная карточка с видом города и дружеским пожеланием не печалиться по пустякам - жизнь длинная, и все еще точно не единожды переменится - прибудет в Париж слишком поздно, когда он уже будет от всего и от всех неизмеримо далек - километрами и мыслями. Теплое послание, заботливо предназначенное ему тому, прежнему, вряд ли всколыхнет хоть горстку чувств его нынешнего.
Улыбнется, быть может, себе прошлому, самому близкому и уже бесконечно далекому, и пойдет, насвистывая популярный мотив, дальше - навстречу яркой, полной, такой непредсказуемой жизни...
Это лето будет самым коротким - и самым длинным. Без сомнения, самым ярким и незабываемым. Непременно привнесет, подобно стремительному ветру, много нового - в жизнь и в самого тебя.
Под ритмичные, медитативные напевы поистине волшебной прустовской прозы, словно под стук колес, отправляемся в путешествие из самого романтичного места на Земле - разумеется, из Парижа, этого вечного города влюбленных, города, воспетого поэтами и кинематографом. Многие стремятся сюда - мы же стремимся от. От юного, мечтательного, застенчивого, не очень уверенного в себе мальчика к юноше, вполне способного за себя постоять, к юноше, уверенному в себе, в своем таланте (общение - это тоже талант), в векторе своих чувств и направлениях своих предпочтений и, главное, в своей способности нравиться.
Мы курсируем по книге между этими остановками: его Я тогдашним - его Я сегодняшним. Париж лишь приоткроет герою завесу любви (и то чуть-чуть, и словно ненароком), поманит великой тайной, намекнет о чем-то приятном, но до сих пор таком неведомом, сулящем, по ощущениям, небывалое наслаждение, заставит забыть все на свете, кроме предмета обожания (ох уж эта Жильберта - недосягаемая девочка, дочка того самого Сванна из первой части цикла Пруста), отречься мигом, не подумав даже, от собственных мечт и стремлений (прощай, мечта стать дипломатом!), лишь бы ежечасно (а лучше - ежеминутно) видеть ее, вдыхать аромат рыжих волос, любоваться руками, слушать ее голос, быть вхожим в этот дом-дворец, быть принятым ее родителями - Сванном и Одеттой, нравиться им...
Так простые, в сущности, мечты, и как же сложно оказывается воплотить их во что-то более реальное, чем грезы первой, такой непостоянной, такой недолговечной любви. Воплотить их сложно, почти невыносимо. Страдать по несбывшемуся, потерянному будет в разы легче. Страдать с холодной головой, понимая, что страдание - не навсегда.
Это была, пожалуй, самая печальная часть романа и вместе с тем, как ни удивительно быть может, едва ли не самая прекрасная его часть. Рассказать о таком сокровенном, чтобы не было слащаво, вульгарно, глупо - на это надобно талант, и немалый. Как хорошо все-таки, что Пруст-рассказчик таким талантом не обделен.
Он может показать страдания первой любви деликатно, со всей тактичностью к чувствам юноши, так детально разбирающего на молекулы вихрь своих переживаний и так упоенно предающегося этим страданиям - пока что. Пока не умрет то внутреннее существо в Марселе, пока окончательно не растворится зловредная опухоль-любовь в дымке будней. Пока еще можно - пострадать. Нет ничего постыдного в мужских слезах, как нет и ничего странного в сожалениях по поводу так и не случившегося...
Откровенно и, отчего-то думается, точно (сложно мне все-таки судить о глубинных переживаниях мужчины по поводу любви), восхитительно нежно и в самых необычных красках и найденных автором неожиданных для этого образах-метафорах. Любовь-болезнь (а у Пруста любовь всегда болезнь, всегда цепь тревог, всегда от нее нужно противоядие и исцеление) до предела обостряет чувства, делая такое обыденное - невероятно значимым и чертовски важным, громкое, напротив, приглушает, низводит до шепота.
Тяжело мне было это временами читать: помимо воли начинаешь сочувствовать, сопереживать, страдать вместе с ним, сложно остаться равнодушным. И потому так приятно было отправиться - после всех этих треволнений - в путешествие, да чтоб с ветерком, навстречу приключениям, новому, желая развеяться, желая, чтобы развеялся наконец Марсель.
В "Гранд-отель" курортного городка Бальбека входила с опаской: слишком свежи еще, как оказалось, мои яркие впечатления от кинговского "Оверлука". Впрочем, с Марселем не страшно. Страшно было бы, напротив, не познать вот этого всего - новых чувств, новых знакомств (с аристократами, художниками, прелестными созданиями из чудесного заглавия самой книги Пруста), новых освежающих открытий. Страшно было бы пропустить этот трогательный момент взросления ранимого юноши.
Оказывается - так внезапно и вдруг, - что мир не зациклен на одном человеке, пусть даже и самом прекрасном. Что мир прекрасен и удивителен по своей сути, что можно, оказывается, не только грустить и скучать, завидовать, предаваясь сожалениям. Можно быть радостным, любопытным, жадным - до новых чувств и знакомств и всех-всех красок мира. Заводить знакомства, тут же превращая новых приятелей в верных друзей. Постигать искусство, и впервые не по книгам.
Болезненный мальчик, путешествующий вместе с бабушкой и горничной Франсуазой (имена в этой книге тоже услада для слуха и глаз), на наших с вами глазах превращается в мужчину. Трогательно. Увлекательно следить за этими метаморфозами, подмечая малейшие изменения и радуясь за героя. Из мечты - в реальность. Из сонной, отупляющей фантазии - в действительность.
Недосягаемые девушки быстро обретают плоть и кровь. Боявшийся даже подойти и познакомиться очень скоро будет думать о том, а кого мне из них избрать своим очередным объектом любви.
Чужие дети растут быстро, как, видимо, и герои книг...
Язык романа французского классика - невесомый, заставляющий целиком погружаться в каждую фразу, забывая обо всем, - сделает это маленькое путешествие незабываемым вдвойне. После такой книги, кажется, даже думать начинаешь иначе, со всей тщательностью подбирая слова и выстраивая фразы - в уме и на бумаге. Красота, будто напоминает нам автор, не что-то абстрактно-иллюзорное, непонятное, неосязаемое и невидимое, она здесь, она - в самих строчках книги, заботливо собранных Прустом для нашего наслаждения - слогом и, разумеется, сюжетом. Не зря, думается, роман награжден престижной французской литературной - Гонкуровской - премией, хотя, к слову сказать, сам автор был довольно критичен к своему творению, называя его "дешевой интермедией". Время же, однако, расставило все по своим местам, воздав должное гению и мастеру слова.
Не люблю в книгах открытые финалы - всегда хочется некой очерченности и строгой определенности, но здесь же открытая, по сути, концовка удивительно закономерна. Пруст ведь не прощается с читателем - он лишь говорит: "До свидания" (до следующего свидания - в уже следующей книге цикла. К этой я шла, кстати говоря, почти три года после прочтения первой; надеюсь, знакомство со следующей у меня настолько не затянется).
Лето закончилось (не могло не закончиться, даже самое долгое, самое приятное и уж точно самое богатое на эмоции), испортилась погода, разъезжаются постояльцы (вот опять мне так некстати вспомнился старина Кинг...) Закончилась и книга, пора возвращаться в обычную жизнь...
Читать далее
243
3,6K

Все рецензии

Цитаты

Desiderata27 мая 2012 г.
Умный человек не боится показаться глупцом другому умному человеку.
101
24,8K
Wikachka22 октября 2011 г.
Мы не сознаем, что мы счастливы. Нам всегда кажется, что мы несчастнее, чем на самом деле.
74
21,3K
Bluefox30 августа 2011 г.
Представление которое мы давно составили о человеке, закрывает нам глаза и затыкает уши.
55
12,8K