The Aeneid

В песне кто из богов мне о гроз­ной поведа­ет сече,
Гибе­ли горь­кой вождей, кото­рых по полю гна­ли
В свой черед то тро­ян­ский герой, то рутул отваж­ный?
Ты ли, Юпи­тер, хотел пле­ме­на, кото­рым наве­ки
Мир угото­вил ты сам, испы­тать вели­кой вой­ною?

- То боги ли жар нам в душу вли­ва­ют,
Или вле­че­нье свое пред­став­ля­ет­ся каж­до­му богом?
Бит­ву с вра­гом завя­зать иль на дело иное решить­ся
Дух мой дав­но мне велит, не доволь­ст­ву­ясь празд­ным поко­ем.

- Две доро­ги, Эней, рас­хо­дят­ся с это­го места:
Путь напра­во ведет к сте­нам вели­ко­го Дита, —
Этим путем мы в Эли­зий пой­дем; а левой доро­гой
Злые идут на казнь, в нече­сти­вый спус­ка­ют­ся Тар­тар.

- Хит­рость и храб­рость
В бит­ве с вра­га­ми рав­ны!

Пафос стихов Катулла, привлекающий (и привлекавший) к ним читателей, - это пафос эгоцентрического самоутверждения: если общество рассыпается, если все прежние его узы, политические и прочие, вызывают лишь омерзение, то единственной системой ценностей остаётся строй моих чувств, и всякий мгновенный порыв моей приязни или неприязни заслуживает поэтического увековечивания. (из статьи М. Л. Гаспарова - "Вергилий - поэт будущего" о Катулле.)

Доблесть милее вдвойне, если доблестный телом прекрасен

Зла проворней Молвы не найти на свете иного:
Крепнет в движенье она, набирает силы в полете,
Жмется робко сперва, но потом вырастает до неба,
Ходит сама по земле, голова же прячется в тучах.

Хитрость и храбрость
В битве с врагами равны!

Для побеждённых спасенье одно – о спасенье не думать!