Миф: Греческие мифы в пересказе

«Миф» начинается с истока, но завершение книги — не конец мифа. Включи я в свои пересказы Эдипа, Персея, Тесея, Ясона и Геракла, например, а также подробности Троянской войны, книга оказалась бы слишком тяжелой даже для титана. Кроме того, мне интересно лишь рассказывать истории, а не объяснять их или же исследовать человеческие истины и психологические глубины, какие могут под этими историями залегать. Греческие мифы и без того поражают воображение своими болезненными, ошеломительными, романтическими, комическими, трагическими, жестокими и чарующими подробностями и потому самодостаточны просто как истории. Если по мере чтения вы то и дело станете задумываться, что вдохновило греков на изобретение мира, столь богатого и насыщенного персонажами и обстоятельствами, и вас потянет размышлять о глубинных истинах, запечатленных в этих мифах, — что ж, это, несомненно, часть общего удовольствия.

А погружение в миры греческого мифа и есть сплошное удовольствие.

Но хранение тайн – страшная штука. Особенно таких смачных, как та, что досталась царскому цирюльнику. Каждый день он просыпался и ощущал, как копошится и пухнет в нем это знание. Цирюльник любил свою жену и детей и, как ни крути, был верен своему монарху, чтобы никак не желать его унизить и опозорить. Но этот набрякавший, неуемный секрет надо было как-то стравить, пока он не рванул. Ни одна недоеденная корова, ни одна мать с переношенными близнецами, ни один облопавшийся до отвала гурман, тужащийся в клозете, никогда не ощущали подобную отчаянную нужду в облегчении их мук, как тот несчастный цирюльник.

Привлекает же нас в греках то, что они, судя по всему, столь тонко, проницательно и живо осознавали разнообразные стороны таких натур. На пронаосе храма Аполлона в Дельфах высечено: «Познай самого себя». Как народ — если смотреть на них сквозь призму мифов, как и через все другие их тексты, — греки очень старались соответствовать этой древней максиме.
И потому, пусть и были они далеки от совершенства, древние греки, похоже, развили искусство видеть жизнь, мир и себя самих с большей честностью и незамутненной ясностью, чем это удавалось большинству цивилизаций, включая, быть может, и нашу с вами.

Женился он [Асклепий] на ЭПИОНЕ, чье имя означает «смягчающая» или «облегчение боли». Родилось у них трое сыновей и четыре дочери. Асклепий натаскивал девочек столь же тщательно, как его самого когда-то — Хирон.

Старшую ГИГИЕЮ он научил правилам чистоты, диеты и физических упражнений; все это ныне именуется «гигиеной» — в ее честь.

ПАНАЦЕЕ он открыл искусства общего здоровья, медицинских приготовлений и производства лекарств, а также приемам, какие способны излечить что угодно, — это и означает ее имя: «лечить всё».

АКЕСО он обучил самому процессу целительства, в том числе и тому, что мы теперь называем иммунологией.

Младшенькая ИАСО увлеклась оздоровлением и восстановлением сил.

Старшие сыновья МАХАОН и ПОДАЛИРИЙ стали прототипами военно-полевых врачей. Их дальнейшую службу на Троянской войне описал сам Гомер.

Младшего сына ТЕЛЕСФОРА обычно изображают в капюшоне и очень небольшого роста. Его поле деятельности — реабилитация и выздоровление, возвращение пациента к хорошему самочувствию.

Молитва, ритуал и жертвоприношение — налоги, выплачиваемые незримым силам природы, — другое дело. В определенной точке времени миф становится культом, культ — религией. Он перерастает из байки, рассказанной у камелька, в систему верований, которой полагается подчиняться. Возникают жреческие касты, предписывающие людям правила поведения. Как миф кодифицируется в писания, литургии и теологии — тема другой книги и совершенно за пределами моей. Однако мы можем сказать, что у древних греков не было богооткровенных текстов, подобных Библии или Корану. Бытовали всевозможные «мистерии» и посвящения, связанные в том числе и с экстатическими состояниями, вероятно, похожие на шаманские, какие можно наблюдать в других частях света; существовали и многочисленные храмы и алтари. Правда и то, что даже в великую афинскую эпоху разума и философии людей, подобных Сократу, казнили по причинам религиозного толка.

Мифы, попросту и впрямую говоря, касаются богов и чудовищ, которых нельзя наблюдать и на которых не покажешь пальцем. Возможно, представители древнегреческого общества верили в кентавров и водяных драконов, богов моря и богинь очага, но им бы пришлось попотеть, доказывая их существование и убеждая в нем остальных. Большинство тех, кто рассказывал и пересказывал мифы, понимали, мне кажется, хотя бы на некотором уровне сознания, что они излагают выдуманные истории. Вероятно, они считали, что мир был когда-то населен нимфами и чудищами, но могли, в общем, не сомневаться, что больше их не существует.