Ваша оценкаГенри Миллер — виднейший представитель экспериментального направления в американской прозе XX века, дерзкий новатор, чьи лучшие произведения долгое время находились под запретом на его родине, мастер исповедально-автобиографического жанра. Скандальную славу принесла ему «Парижская трилогия» — «Тропик Рака», «Черная весна», «Тропик Козерога»; эти книги шли к широкому читателю десятилетиями, преодолевая судебные запреты и цензурные рогатки. Но прошло много лет. После долгих скитаний писатель посел...
Жанры
Рейтинг LiveLib
4,2
129 оценок
- 547%
- 436%
- 312%
- 24%
- 12%
Ваша оценкаПрочитали 150Хотят прочитать 557
Рецензии
Аноним30 ноября 2021 г.Сезон в раю
«Мое желание плыть беспредельно — плыть и плыть, соединившись со временем, смешав великий образ потустороннего с сегодняшним днем. Дурацкое, самоубийственное желание, остановленное запором слов и параличом мысли.»Читать далее
Генри Миллер «Тропик Рака»Генри Миллер — это я. И не то чтобы это обстоятельство внезапно обнаружилось однажды утром после беспокойного сна, и не то чтобы
гавальдаблажь такая на меня напала с мегаломанским колоритом — не то, и никаких прав нажимать на волшебную лайвлибовскую кнопку «я — автор этой книги» у меня по-прежнему не появилось — хоть руки всякий раз и чешутся, и не потому чешутся, что готова подписаться под каждым словом этих или каких-либо ещё авгурских проповедей в дневнике наблюдения за живой природой с аллегорически-лирическими отступлениями в мистический материализм и перерывом на шардоне, шахматы и Шостаковича— пфф, мимо — а просто интересно чё будет, если? А ничё, выясняется: в случае с Миллером система непреклонна — я ни в какую не могу им быть, а вот «представлять интересы автора» - на здоровье. И уж, наверное, не потому, что необходимо работать в «космодемонической компании» (а кто не?) или, что несколько сложнее, доказывать «энергетическое соавторство» с американской пианисткой, c еврейской танцовщицей, c приторно-сладкой эксгибиционисткой Анаис Анаис, всего один флакон которой гарантирует превратить и без того прекрасную жизнь в волшебную сказку и весёлый карнавал, со студенткой филфака сильно помладше, с художницей-алкоголичкой вообще маленький жесть, японской певицей и действующей моделью Венеры на удалёнке. И не потому, что нужна справка из вен. диспансера о «бесконечно текущем триппере» или респектабельный дом-музей на калифорнийском побережье, по которому скользят на войлочных тапках навсегда безутешные мамкины адепты культа анархии и секса — завидуйте, сёрферы! - или, на худой конец, Ларри Даррелл в друзьях (done!). Потому что мне не 66 что ли, не 88 и даже 69 сегодня не светит? Ну не потому же, что я чорный?? Because fuck you, thats why!Представлять интересы Миллера мне совсем не хочется, спасибо за предложение. Есть в этом что-то процедуральное, дьявольски адвокатское. Да и известное дело, какие там интересы, я тоже люблю всё, что течёт (и сознательно промахиваюсь кавычками): «реки, сточную канаву, лаву, сперму, кровь, желчь, слова, фразы», я тоже люблю бесконечные списки вытекающих через шлюзы двоеточий, через пороги запятых, омуты точек, водовороты смыслов, мимо укоренившихся мифологем и окаменевших канонов - одно за другим, наперегонки - слов, поток которых не вымывает всё лишнее, оставляя лишь невесомую золотую взвесь, а норовит прихватить с собой ещё полусгнившие коряги, пивные банки, рыбака и рыбку, владычицу морскую, грязное бельё, долги по ипотеке, «неистовство пророков, непристойность, в которой торжествует экстаз, мудрость фанатика», русалочьи песни, плодородный ил. Слов, которые вовсе не предназначены, чтобы их высказывали по существу дела и от того приобретающих притягательно живое измерение и естественный блеск среди прочих полумёртвых слов, потерявших значение и предназначение, беззвучно хватающих воздух на берегу. Слов самых личных и универсальных, тех банальностей, которые и вслух-то постесняешься произносить, самых важных, простых и глупых. Мы, Генри Миллер, любим «рукописи, которые текут, независимо от их содержания — священного, эзотерического, извращенного, многообразного или одностороннего». Людей без Главной Цели, без Великого Кормчего гения в голове, без навигатора, вещающего чётким голосом моральных авторитетов, — их этим потоком сносит ощутимо. Ну и прекрасно. Станем же плыть, разбрасывая брызги, фонтанируя как moby dick и crazy cock – вот это и будет литература. По тропикам рака и козерога, под крышами Парижа, подальше от аэрокондиционированного кошмара, плексус как плеск, сексус как секс и siх feet under the keel. Достаточно. Приплыли. Тихая гавань — Биг-Сур, а вокруг тишина, «только море, небо и тюлени».
В тощий литературный год сплошных незапланированных и неуместных перечитываний самых знаковых для меня авторов (будто бы я в здравом уме и трезвой памяти и пора бы уже к концу сезона составить завещание в назидание народам древности) вновь становиться Миллером я и вовсе не собиралась. А тем более читать про сознательно
нечищенныенечитанные апельсины Босха. Рано. Или поздно. Потоком не донесло, то есть пронесло мимо, когда моя сага называлась «Ан-Губа и ранет Пионерка»(по топониму моего псковского убежища и сорту единственных успешно вызревающих там плодов «тысячелетнего царства» - вообще название очень удачное для пародирования). Ан нет. Приплыли. Миллер, для которого литература не путь избранных, не таинственная страсть или великое служение грозному и ревнивому божеству, а естественный и и в известном смысле побочный продукт жизнедеятельности, с естественным же неофитским восторгом воспевает нехитрые радости дауншифтинга, привыкает к состоянию блаженного покоя, играет в писателя-деревенщика, корчует сумах, всячески толстовствует в провинции у моря, живет как лилия полевая, а мир, «потерявший всякое представление о подлинных ценностях» при этом ничего, не рухнул, улыбается криво в зеркало вечности. И я могла бы, конечно, сказать, мол, не читайте этого Миллера, если прежде никакого Миллера не читали, или если без восторга относитесь к дедушкиным неторопливым и путаным рассказам про то, как дедушка был ого-го, без причины и следствия переходящими в дедушкины байки про соседей по даче, жопу соседки и дедушкины поучения по части блаженства бесконечной жизни на фоне бесконечных неврозов. Но кто я такая? Читайте лучше Миллера. Дальше — Нексус. Плывём.912,9K
Аноним3 мая 2025 г.Читать далееВ моей копилке прочитанного имеется не самый известный роман Миллера, с его скандальными произведениями я не знакома. Уж не знаю что подвигло меня добавить в виш-лист его мемуары, наверное, привлекла красивая обложка:) Я, кстати, не знала, что на ней изображена картина того самого Иеронима Босха. Я и так и этак рассматривала эти апельсины на экране монитора, но так и не увидела, что они "до галлюцинации реальны" и "источают эту волшебную, постоянно ускользающую от нас реальность, которая есть самая суть жизни", как написал о них Миллер. Только художник способен написать такое! Правда, Миллер признался, что пишет плохо. Но мне все равно захотелось посмотреть на его акварели. Должна отметить, что автор очень виртуозно владеет пером, у него несомненный дар рассказчика, несмотря на то, что я ничего не знала о жизни Миллера и о его окружении, страницы переворачивались с неиссякаемым интересом. Книга эта совсем не открыла мне причин, по которым автор обладал скандальной репутацией. Могу предположить, что этому могли поспособствовать его браки с женщинами много младше себя, ну, и книги, конечно. Хотя, тот же "Тропик рака" написан позже. Повторюсь: в этих мемуарах нет ни слова о личных предпочтениях и каких-либо наклонностях. Автор, наоборот, описывая сексуальные рисунки гостившего у него Морикана, признавался, что испытал потрясение и отвращение когда увидел что на них изображено. Вполне возможно, что этот, очевидно, не совсем нормальный человек по-своему вдохновил Миллера, уж очень подробно он описывает период когда Морикан жил в его доме в Биг-Суре. Читалась эта третья часть взапой, между прочим. В первой я порой не могла понять о чем и о ком читаю: "кто все эти люди?", спрашивала я себя и недоумевала почему Миллер подробно и в красках описывает свои будни. Уже в финале я поняла причину - таким образом автор решил поговорить со своими читателями, на письма которых он физически не мог отвечать, несмотря на то, что очень любил писать. Никогда не встречала чтобы писатель описывал как на него находит вдохновение и что он при этом чувствует. Миллер признался, что слышит некий внутренний голос, который буквально диктует ему текст. Мне сложно представить подобное, эх, не быть мне великим писателем!:)
58153
Аноним30 ноября 2021 г.Биг Сур и апельсины Генри Миллера
Читать далееЯ принялся умолять Музу не заставлять меня писать все те «грязные» слова, все те скандальные, скабрезные строки, объясняя ей, что скоро, подобно Марко Поло, Сервантесу, Беньяну мне придется писать свои книги в тюрьме или у подножия виселицы...
Надобно иметь смелость, чтобы признать своею драгоценность, что тебе преподнесли на блюдечке.Этот фрагмент относится не к благостно-гармоничному периоду жизни на Биг Суре, он приоткрывает дверь в творческую мастерскую Генри Миллера периода работы над прославившей писателя Парижской трилогией ("Тропик Рака", "Черная весна", "Тропик Козерога") - скандальной, эпатажной, эксгибицонистской. Тех книг, за которые я опасалась браться. Н-ну, потому что говорение матом о непристойностях не нахожу привлекательным, даже голосом великого мастера.
Так или иначе, он имел смелость принять то, что Муза преподнесла на блюдечке, мир распростерся у его ног, а слава раскрыла ласковые объятия, что не означало решения всех финансовых проблем, но на домик в калифорнийском Биг Суре, где можно было поселиться в уединении, дабы на лоне природы размышлять о тщете сущего и всякое такое - в общем, хватило.
Про уединение, главным образом, фигура речи, потому что жизнь с детьми и женой, тридцатью годами моложе себя, его изначально не предполагала, а бешеная популярность, которую эта местность снискала, благодаря решению Миллера поселиться в ней, не оставила надежд на тихую рустикальную жизнь. Двадцатый век явил не единственный пример сонного местечка, которое становится колонией интеллектуалов, когда дает приют властителю дум. Франсуаза Саган привлечет толпы в деревню Авалон Сюр Мер, а на Кейп Код, вслед за Куртом Воннегутом, устремятся все, кто есть кто-то.
Но здесь и сейчас у нас "Биг Сур и апельсины Иеронима Босха". Гений разрывается между желанием творить нетленку и необходимостью поддерживать реноме, принимая толпы посетителей и отвечая на тонны писем со всех концов света. Между поздней нежностью к дочери и разочарованием в молодой жене, которая откровенно подбешивает. Между прекрасной зрелостью своего таланта и окончательно переставшей посещать Музой.
Едва ли не с большим интересом, чем к писательству, рисует свои акварели, опровергающие тезис о талантливом человеке, непременно талантливом во всем. Отбивается от фриков, то и дело являющихся под слоганом "я к вам пришел навеки поселиться", и пишет эту замечательную штуку, с жанром которой затрудняюсь определиться: мемуары, автобиография, эссе, философский трактат? Отовсюду понемногу.
Книга достаточно четко структурирована делением на три части. Первая "Апельсины тысячелетнего царства" - это такая декларация близости к природе и прекрасной свободы вырваться из лабиринта крысиных бегов за успехом, которую выбирает в наше время мыслящий человек. Хотя бы даже для достижения пришлось смириться с отсутствием многих материальных благ, без которых современник автора из золотого миллиарда не мыслил своей жизни: большой комфортабельный дом, машина последней модели, престижный досуг.
Вторая, разбитая на главы "Покой и уединение: попурри" совершенно очаровательна. О коллегах по писательскому цеху, менее талантливых, а чаще - менее удачливых, чем автор, чьи имена были бы сегодня забыты совсем, когда бы не упоминание в этом опусе. О сбежавшей жене и о детях, которым некоторое время пытается стать идеальным отцом, но вынужден признать, что совместить родительство с творчеством не под силу даже ему. О святой женщине Джин Уортон, и эта глава не просто хороша, она эталонна, она заставила меня влюбиться в Миллера. Воспоминания о написании тех самых скандальных книг: как все тогда происходило, о диктовавшем голосе, который не давал поесть или сходить в сортир. О дарах от почитателей.
"Потерянный рай", третья часть, взявшая едва ли не половину от общего объема книги, она совсем не моя. Подробное и страшно обиженное описание знакомства с французом астрологом Конрадом Мориканом, в чьей судьбе писатель принимал деятельное участие, перевез из Франции в Калифорнию, поселив в своем доме, а в ответ на добро получил капризы и черную неблагодарность. Приходя к выводу, что все на свете астрологи таковы, а древнейшая из наук аццкий сотонизм. Нет, дорогой Гений, все не так, астрология наука прогнозирования тупиков на ранней стадии прохождения, а среди астрологов встречаются бескорыстные, благородные и по-настоящему великие люди. Может вам просто не стоило связываться именно с этим человеком?
Как бы то ни было, книга прекрасна, а Генри Миллер отныне реабилитирован в моих глазах. Что и требовалось доказать.
35506
Цитаты
Аноним18 июля 2025 г.Читать далееМы все неповторимы. Стремление к воссоединенью при общей цели и всеобъемлющем смысле носит в наше время общечеловеческий характер. Писателю, желающему общаться с согражданами и таким образом установить тесную с ними связь, только и нужно, что высказываться со всею искренностью и прямотой. Он не должен задумываться о литературных канонах - он создаст их походя, - не должен задумываться о направлениях, моде, конъюнктуре, всеми принятых и всеми отвергаемых идеях: ему только нужно разрешиться собою, нагим и уязвимым. Все, что гнетет и ограничивает его, говоря языком несуществующего, читатель, хотя он, может, и не художник, ощущает с таким же точно отчаянием и безысходностью. Мир на всех давит одинаково. Люди страдают не от недостатка хорошей литературы, хорошей живописи, хорошего театра, хорошей музыки, но от того, что не позволило всему этому стать их высказыванием. Короче говоря, они страдают от молчаливого, постыдного заговора (тем более постыдного, что его существование не признается), и это сплотило их во вражде к искусству и художнику. Они страдают от того факта, что искусство не является основной, движущей силой их жизни. Страдают от той ежедневно повторяющейся лжи, что они, мол, могут спокойно обходиться без искусства. Им в голову не приходит (или они делают вид, что не приходит), что их жизнь оттого-то и пуста, полна разочарований и безрадостна, что из нее изгнали искусство (а с ним и художника). И потому, что каждого художника так вот убивают (непреднамеренно), тысячи простых граждан, жизнь которых могла бы быть нормальной и радостной, обречены влачить мучительное существование, становясь неврастениками, психопатами, шизофрениками. Нет, человеку, который находится на грани срыва, не следует обращать взор к «Илиаде», или «Божественной комедии», или другому великому произведению; ему всего лишь надо предложить нам (написанную на своем, неповторимом языке) сагу о собственных бедах и страданиях, сагу о собственном не-бытии. В этом зеркале не-существования всякий человек узнает себя по тому, каков он есть, как и по тому, каким он не стал. И он больше не сможет сохранять достоинство перед своими детьми или соседями; он будет вынужден признать, что это он - а не кто-то другой - и есть тот страшный человек, кто способствует, вольно или невольно, ускоренному распаду и краху нации. Он будет знать, принимаясь утром за работу, что все: любое его дело, любое его слово, любая вещь, к которой он прикасается, - часть невидимой ядовитой паутины, которая стискивает нас и медленно, но верно выдавливает из нас жизнь. Не имеет значения, какой высокий пост занимает читатель, - он человек такой же подневольный, он такая же жертва, как любой отверженный, любой изгой.
21175- Аноним18 июля 2025 г.
Понимаете ли вы, что, достигнув цели, не сможете, вам никогда не позволят, вкусить плодов этого успеха, как вы мечтаете?
21117 
Аноним5 апреля 2009 г.Каждый, несомненно, в какой-то момент понимает, что может выбрать для себя иную жизнь, куда лучшую, чем его нынешнее существование. Что останавливает его, так это, как правило, боязнь чем-то пожертвовать. (Даже расставание со своими цепями кажется жертвой). Хотя каждый знает, что без жертв ничего невозможно добиться.
11923
Подборки с этой книгой
Азбука-классика (pocket-book)
- 2 451 книга
Книга на все времена
- 1 167 книг
Азбука Premium
- 138 книг
Литература США
- 440 книг
Автобиографии, биографии, мемуары, которые я хочу прочитать
- 2 044 книги
Другие издания
