Манюня, ювілей Ба та інші хвилювання

... дед Амбо - больной на голову в плане гостеприимства человек. Если с Амбо опрометчиво поздороваться, он вместо ответа начинает резать барана. Если не здороваться, он через забор сварливо интересуется, чего это ты его игнорируешь, и, пока ты придумываешь себе алиби, начинает резать барана. Попытки с бешеной скоростью просвистеть мимо калитки ни к чему не приводят - Амбо выскакивает в ворота, цепляет марафонца за шиворот металлическим набалдашником своей клюки и тащит в дом, попутно затевая очередное барановредительство.

[Первое мая в Берде - эту главу можно целиком цитировать XDDD]

Колонны по команде развернули транспаранты. Третий секретарь крякнул в рупор и чуть не вывалился за борт - надписи и портреты были оформлены в смелый ядовито-зелёный, канареечно-желтый и прочий неожиданный колер. Особенно радовали глаз охровая лысина Ленина и болотно-зелёные усы Сталина.

• Патрик Мовсеевич! - взревел товарищ Минасян.
• Я здесь! - откликнулся из-под небесно-голубого Брежнева директор художественной школы.
• Что это за ххх... цвета?
• Какие на складе выдали краски, такие и цвета! - обиделся Патрик Мовсеевич.
• А смешать их в такой пропорции, чтобы получить нормальные, вы не могли?
• Это какие такие нормальные?
• Красный. Синий. Белый.
• Чтобы получить красный-синий-белый, надо выдавать красный-синий-белый. А если смешать то, что нам выдали, получится цвет натуральных, хм, какашек!

На кухне она первым делом включила радио. Пока диктор, дребезжа лучом счастья в голосе, рассказывал, как пышно взошли озимые по всем полям нашей необъятной родины, Ба сердито ходила лицом и едко комментировала каждое его слово. Далее, под аккомпанемент трагических новостей о бедственном положении шахтеров боливийского департамента Оруро она распустила в теплом молоке дрожжи, чуть посолила, поставила миску с опарой на теплую батарею – чтобы быстрее расходилось. Пока дрожжи думали, Ба сбегала на задний двор, насыпала курам зерна, долила в поилку воды. Забрала четыре яйца, пятое трогать не стала – оставила в коробке. Потому что если забрать все яйца, то куры разбредутся по курятнику и будут нестись по углам вразброс.

Прибежала, морозная, домой, разбила в опару три желтка, добавила по столовой ложке сахара и растопленного сливочного масла, а также полчашки сметаны, замесила негустое тесто. Отдельно взбила в пышную пену белки, аккуратно ввела в тесто. Размешала деревянной лопаточкой, накрыла крышкой, завернула в теплое одеяло, поставила доходить. Растопила полпачки сливочного масла и взбила его со стаканом липового меда. Получился вкусный соус для оладий. Заварила в пузатом керамическом чайничке заварки, открыла банку клубничного варенья – дядя Миша не ел меда, из сладкого предпочитал только варенье. Довольная собой, села попить чаю.

"Новаго щастья, Новаго года, жылаем, чтобы всигда вас радовала пагода!" - строчит Каринка дяде Мише.
"Двашды два четыре, пятью семь - тридцать пять. Если ты не вериш мне, можеш пощитать апять!" - внушает она Гаянэ.
"Старшая сестра, высокая и худая. Играиш на фортепиано. Стакато играиш и форте, но чаще всево - пиано!"
"Манька, ты нам верный друк. И мировая девченка. Как хорошо, что ты девченка, а не какая-нибудь мальченка!"
"Мама, ты наша мама. Красивая и илигантныя. Любишь папу и нас, а еще любишь кантрабас!"
"Наш папа - настоящи врач и золатые руки. Любит лазить по диревьям и вырывать зубы".
"Ба, тибя зовут Розой низря. Ты пахожа на ароматную розу - большая и кучирявая!"
Каринкины стихи пользуются оглушительным успехом. Весь год взрослые цитируют их и склоняют на разные лады. Особенно усердствует Ба.
-Мойше, ты чего сегодня такой хмурый? Не радует погода? - допытывается она у сына.
-Юрик, успел полазить по деревьям или несолоно хлебавши вернулся домой?
-Красивая и илигантныя ты наша, как там твой контрабас? - вещает она в трубку маме.

— Миша, — выдохнула Фая, когда, счастливо загрузив в «газик» сумки, они наконец тронулись в путь, — а как ты узнал, что я раньше приехала?
— Мне директор автовокзала позвонил. Говорит — тут женщина, очень похожая на Розу, курит на весь город и работу мне срывает! — передразнивая всполошенный голос директора автовокзала, с хохотом рассказывал дядя Миша.
— А что, женщины у вас вообще не курят?
— В Ереване курят. Но Берд — не Ереван.
— Это я уже поняла. А что такое «пилят»?
— Фая, я тебя поздравляю! Пять минут как в наших зубодробительных краях, а уже «пилят»!
— Мойше!
— Факира! Ну чего тут непонятного? Пилят — это переиначенное на наш манер матерное слово на букву «бэ».
— Да что ты такое говоришь!
— Ну! Другие годами к этому идут. А ты за несколько минут справилась!
— Вот шлимазл!
— Я тоже рад тебя видеть.