Цитадель

- Видите ли, мы с женой не хотим иметь детей - пока во всяком случае. При моем жалованьи, знаете ли...
Мэнсон с холодным отвращением смотрел на этого священника. Он сказал уклончиво:

• А вы знаете, что есть люди, зарабатывающие четверть того, что вы получаете, и между тем готовые отдать правую руку за то, чтобы иметь ребенка? Зачем же вы женились? - И вдруг гнев его вспыхнул ярким пламенем. Уходите отсюда, живо! - Вы... вы, грязный служитель Бога!

Полнейшее невежество, проклятое невежество!.. Следовало бы издать закон, обязывающий врачей идти в ногу с наукой. Во всем виновата наша гнилая система. Нужны принудительные курсы повышения квалификации, и нужно обязать врачей проходить их через каждые пять лет...

"Они знамениты потому, что уже умерли.{...} Спалингер, великий и оригинальный ученый мыслитель. Он не врач. У него нет диплома. Но он для медицины сделал больше, чем тысячи людей с дипломами, людей, разъезжающих в автомобилях, собирающих гонорары, свободных, как ветер, тогда как на Спалингера клевещут, его позорят и обвиняют, ему дали истратить все его состояние на исследования и лечение людей, а затем оставили одного бороться с нищетой..."

В клинике профессора Лэмплафа для таких темных случаев имелись изящные карточки с тактичной надписью: "Pyrexia неизвестного происхождения". Такой диагноз был и точен и вместе с тем уклончив, ни к чему не обязывал - и при этом звучал замечательно научно!

"Мне все вдруг опротивело. Я, пожалуй, все брошу. И так слишком много здесь шакалов. Есть хорошие люли, которые стараются делать настоящее дело, работают честно, добросовестно, но остальные попросту шакалы. Так я называю тех, кто проделывает ненужные впрыскивания, вырезает гланды и аппендиксы, которые человеку не мешают, тех, которые перебрасываются между собой пациентами, как мячом, а потом делят барыши, делают аборты, рекомендуют псевдонаучные средства в вечной погоне за гинеями."

"Ох, неужели ты не понимаешь, неужели не видишь, что становишься жертвой той самой системы, которую ты всегда ругал, всего того, что ненавидел? — Кристин так волновалась, что на нее жалко было смотреть. — Или ты забыл, как, бывало, говорил о жизни, что она должна быть подъемом вверх, словно штурмом крепости высоко на горе, крепости, которой не видно, но о которой знаешь, что она там и что ее нужно взять."

Он называл ее своей чудесной, милой девочкой. Он говорил, что вел себя по отношению к ней как грубое животное, но зато теперь, на весь остаток жизни, ляжет ей под ноги ковром -только не красным, так как она возражала против этого цвета. Еще многое он говорил ей. А к концу недели он уже требовал, чтобы она принесла ему ночные туфли