Björnstad

Такой Мая останется для них навсегда: в лучшем случае девчонкой, которую изнасиловали, в худшем – девчонкой, которая солгала. Они никогда не позволят ей стать кем-то другим. Везде, где бы она ни появилась, – в любом помещении, на любой улице, в продуктовом магазине и в ледовом дворце – на нее будут смотреть как на взрывное устройство. К ней не посмеют прикоснуться даже те, кто ей поверил, в страхе, что их заденет осколками при взрыве. Они будут шарахаться, замолкать, отворачиваться. Мечтать, чтобы она просто исчезла, чтобы ее вовсе здесь не было. Не потому, что ее ненавидят, ведь ненавидели далеко не все: не все писали «шлюха» на ее шкафчике, не все оказались способны на изнасилование, не все были плохие. Но все молчали. Потому что так проще.

Глубоко в лесу лежал городок, где так любят игру. В комнате на кровати сидела девочка и играла для своей лучшей подруги. В отделении полиции сидел молодой человек. В больничном коридоре нянечка прошла мимо адвоката, на трибунах ледовой арены в столице стояли взрослые мужчины и женщины, скандируя, что они – медведи из Бьорнстада, вместе со спонсорами и членами правления клуба, которые десять лет назад посмеялись над спортивным директором, сказавшим, что однажды у них будет лучшая команда юниоров в стране. Сейчас все здесь, кроме него.

– Что? Что я должна, Амат? Какого хрена я теперь всем должна?
– Рассказать кому-нибудь… полиции… или кому-то еще, ты должна…
– Это уже не важно, Амат. Какая разница, что я скажу, мне все равно никто не поверит.
– Почему?
Она провела по глазам варежкой, на которой сразу же отпечаталась размазанная тушь для ресниц. По щекам Амата лились слезы. Им было пятнадцать лет, и в один-единственный вечер их мир треснул по швам. Мимо проехал одинокий автомобиль, взгляд Маи вспыхнул в лучах фар, а когда он погас, вместе с ним навсегда погасло что-то у Маи внутри.
– Потому что это гребаный городок хоккеистов, – прошептала