The Idiot

Я поймала себя на том, что вспоминаю, как в детском саду воспитатели показывали нам «Дамбо» и как я впервые поняла, что все дети в классе, включая даже главных задир, болеют против мучителей Дамбо. Вновь и вновь они хохотали и аплодировали, когда Дамбо добивался успеха или когда что-то нехорошее случалось с его врагами. Но ведь это же вы, — думала я про себя. Как они могли не видеть? Они не понимали. Эта истина меня поразила, я была ошеломлена. Все считали себя Дамбо.

Преподаватели говорили, что их цель – научить нас думать. Они не хотели, чтобы мы превратились в роботов, подобно советским или японским школьникам. Видимо, именно по этой причине советские и японские дети сдают экзамены лучше нас. Потому что их не научили думать.

Однажды ночью, пробудясь от тревожного сна, Кассини услышал, как первые строчки «Ада» Данте «металлически грохочут в подсознании: “Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу”». На этих жутких словах по моим рукам пробежал холод. Я понимала, что речь идет о «кризисе среднего возраста». Но тут возникло ощущение, что мы всегда были и будем в середине нашего жизненного пути — возможно, до самой смерти.

Все это копилось и копилось — все эти звезды, весь этот ад, эти атомы, эти свиньи, эта каша. А я все меньше и меньше могла себе представить, как это можно хоть кому-нибудь передать. Собеседник от скуки просто выбросится из окна. Но ведь вот же я — та, которая наблюдает этот процесс в реальном времени, — и мне вовсе не до скуки, поскольку он занимает все мои мысли. Противоречие, создавшее непреодолимую пропасть между мной и миром.

Меня не занимали проблемы общества или денежные трудности людей прошлых веков. Мне хотелось узнать, о чем именно говорят книги.

Освоение математики старших классов меня интересовало не очень сильно, но кто сказал, что мы попали на эту землю для развлечений?

Трудно сохранять бодрость, когда тебе непрерывно твердят, что ты — маленькая рыбка в большом море.

Она спросила, сколько мне лет. Что-то пробежало по ее лицу.
– А мне двадцать шесть, – произнесла она, словно это – плохая новость, которую ей сообщили только что. – Но на свой возраст я себя не чувствую.
– А на какой чувствуешь?
– На девятнадцать – как ты.
Но для меня девятнадцать тоже казалось слишком много – я некоторым образом ощущала отчужденность от себя самой. Мне пришло в голову, что понадобится еще год – а то и все семь, – прежде чем я научусь чувствовать себя на девятнадцать.