Коханець леді Чаттерлей

Жизнь мыслителей цветет прекрасным цветом, а корнями-то уходит в злобу, в бездонную, чудовищную злобу. И так испокон веков! Вспомните Сократа, его ученика Платона и сравните со всем их окружением. Сколько в них злобы, как рады они растерзать кого-либо, например Протагора, если мне не изменяет память. Или взять Алкивиада и всех мелких шавок-учеников. Как упоенно травят они учителей! Поневоле обратишь взгляд на Будду, смиренно сидящего под священным деревом, или на Христа: в Его притчах ученикам столько любви, покоя и никакой мишурной зауми. Нет, что-то в корне
неверно в том, как живет и развивается мысль. Ее питают злоба и зависть, зависть и злоба! Дерево по плодам узнаешь.

Прекрасная, чистая свобода женщины была в тысячу раз всякой половой любви. Самым печальным во всем этом было то, что мужчины далеко отстали от женщин в этом понимании. Они настаивали на половом акте, как животные. И женщина сдавалась. Мужчина был как прожорливый ребенок. И женщина должна была давать ему то, чего он хотел. Иначе он, как капризное дитя, мог порвать и отбросить то, что было в сущности очень приятным дружеским отношением. Но уступая мужчине, женщина могла в то-же самое время не отдавать ему себя, свое внутреннее “я”. Этого поэты и любители рассуждать на половые темы очевидно не учли. Женщина могла иметь мужчину, не отдавая себя всецело. Она могла отдать себя и все же не покориться ему. Даже наоборот – она могла воспользоваться этой половой связью, чтобы иметь власть над ним.

— Ты когда-нибудь задумывалась, — сказал он однажды, — как мало на свете людей, которых между собой что-то связывает? Погляди на Даниеле! Он красив, как сын солнца. А каким одиноким выглядит при всей своей красоте. И ведь, держу пари, у него есть жена, дети, и он, наверняка, не собирается уходить от них.
— А ты спроси у него, — сказала Конни.
Дункан спросил. Оказалось, Даниеле действительно женат, у него двое детей, оба мальчики, семи и девяти лет. Но, отвечая, он не проявил никаких чувств.
— Может, именно тот, кто по виду один как перст, и способен на настоящую преданность своей подруге, — заметила Конни. — А все остальные как липучки. Легко приклеиваются к кому попало.

Тивершолл! Вот он, Тивершолл! Веселая шекспировская Англия! Нет, современная Англия. Конни поняла это давно, как только поселилась здесь. В Тивершолле зародилась новая раса, новый человек; одна половина души у него суетливо поглощена деньгами, политикой, социальным устройством, другая же, хранительница инстинктов, – мертва. Все живущие здесь – полутрупы, причем чудовищно самонадеянные. Есть в этом какая-то дьявольская мистика. Что-то потустороннее. Непредсказуемое. В самом деле, можно ли постичь логику полутрупа?