Собрание сочинений в 8 томах. Том 6. Время жить и время умирать. Жизнь взаймы

Какие пустые глаза. Все эти глаза смотрят и не видят ничего.

Побудь со мной, ты приносишь счастье.

– Так почему же я люблю тебя?
– Потому, что я с тобой.

Чего нельзя простить? — размышлял он. После этой войны так бесконечно много надо будет прощать и нельзя будет простить! На это не хватит целой жизни. Он видел немало убитых детей, больше, чем здесь, — он видел их повсюду: во Франции, в Голландии, в Польше, в Африке, в России, и у всех этих детей, не только у немецких, были матери, которые их оплакивали. Но зачем думать об этом? Разве сам он не кричал всего час тому назад, обращаясь к небу, в котором гудели самолеты: «Гады, гады!»

"У меня такое чувство, будто я оказался среди людей, которые собираются жить вечно. Во всяком случае, они так себя ведут. Их настолько занимают деньги, что они забывают жить"

- Ты изменяешь мне с тенью, -- сказал Клерфэ горько, -- и ты же еще плачешь!

— Эти современные кондотьеры подобны античным богам, — сказал Левалли, обращаясь к Лилиан. — О их приближении нас оповещают громы и молнии, словно они сыновья Юпитера.

До самых простых истин иногда доходишь окольными путями

Кажется, я выпил слишком много, — сказал он.
— Что ты называешь слишком много?
— Когда теряешь ощущение собственного «я».

Niemand kennt mich hier, dachte sie. Und niemand weiß, dass ich hier bin! Sie empfand diese Anonymität wie ein sonderbares, stürmisches Glück, das Glück, einem Glück entkommenzu sein, auf kurze Zeit oder für immer.