Всего одиннадцать! или Шуры-муры в пятом «Д»

Дружба заканчивается тогда, когда появляется то, что на двоих не делится

Я жую бутерброд и думаю, что все время запрещать и приказывать – это вовсе не воспитание. И говорить, что девочек нельзя бить, даже если они тебя душат, – тоже не воспитание.
Воспитание – это когда с тобой разговаривают на равных, относятся к тебе как к человеку, а не как к безмозглому щенку. И не говорят, что ты еще никто, потому что тебе только одиннадцать. И не думают, что взрослые всегда правы, потому что они взрослые.

Интересно, что я говорю «уже одиннадцать», а мама - «всего одиннадцать».

И почему мама говорит мне, о чём можно думать, а о чем нельзя? Ведь у меня свои мысли в голове, свои, а не мамины. И человек я другой, отдельный от мамы. Разве я не могу хотеть чего-то своего?

-Ты ему скажи, что девочек быть нельзя,- велит мама.
-Почему это нельзя? - спрашиваю я. - Они что, не люди?

Мамы почему-то всегда считают нас маленькими. Даже сейчас, когда мы выросли, когда нам уже одиннадцать. Интересно, что я говорю "уже одиннадцать", а мама — "всего одиннадцать". Все они такие, что ли, эти мамы?

Если женщина любит по-настоящему, она любит только одного. И ей всё равно, обижается второй или нет. Ей главное - чтобы тот, первый, её тоже любил. И она для этого все сделает. Так уж они устроены, эти женщины.

Когда человек тебе дорог, ты его оберегаешь то неприятностей.

Сумрак таится в углах...
Тьма поглощает цвета...
Это не сон и не явь...
Это моя пустота...
[...]
Бледный растоптан рассвет...
И умерла красота...
И ничего больше нет...
Только моя пустота...

А позавчера я нёс её рюкзак. Ангелина сказала, что ударилась и, типа, он давит ей на синяк. Я сразу понял, что она нарочно так сказала. А на самом деле у неё ничего не болит. Но рюкзак всё равно взял. Это был как бы тест. Она хотела узнать, буду я с ней встречаться или нет. Ведь, если пацан и девчонка идут рядом, это ещё ничего не значит. А если он несёт её рюкзак, значит, они встречаются.