Eugene Onegin

Дона Анна:
Вы не в своем уме.

Дон Гуан:
Или желать
Кончины, Дона Анна, знак безумства?
Когда б я был безумец, я б хотел
В живых остаться, я б имел надежду
Любовью нежной тронуть ваше сердце;
Когда б я был безумец, я бы ночи
Стал провождать у вашего балкона,
Тревожа серенадами ваш сон,
Не стал бы я скрываться, я напротив
Старался быть везде б замечен вами;
Когда б я был безумец, я б не стал
Страдать в безмолвии…

Дон Гуан:
Что, если б Дон Гуана
Вы встретили?

Дона Анна:
Тогда бы я злодею
Кинжал вонзила в сердце.

Дон Гуан:
Дона Анна,
Где твой кинжал? вот грудь моя.

Дона Анна:
Диего!
Что вы?

Дон Гуан:
Я не Диего, я Гуан

Лепорелло:
А командор? что скажет он об этом?

Дон Гуан:
Ты думаешь, он станет ревновать?
Уж верно нет; он человек разумный
И, верно, присмирел с тех пор, как умер.

Ты молода… и будешь молода
Еще лет пять иль шесть. Вокруг тебя
Еще лет шесть они толпиться будут,
Тебя ласкать, лелеять, и дарить,

И серенадами ночными тешить,
И за тебя друг друга убивать
На перекрестках ночью. Но когда
Пора пройдет, когда твои глаза

Впадут и веки, сморщась, почернеют
И седина в косе твоей мелькнет,
И будут называть тебя старухой,
Тогда – что скажешь ты?

Что ж, вслед за ней другие были,
А живы будем, будут и другие!

Да, слава Богу, скоро догадался —
Увидел я, что с ними грех и знаться —
В них жизни нет, всё куклы восковые.

Он видит: Терек своенравный

Крутые роет берега;

Пред ним парит орел державный,

Стоит олень, склонив рога;

Верблюд лежит в тени утеса,

В лугах несется конь черкеса,

И вкруг кочующих шатров

Пасутся овцы калмыков,

Вдали — кавказские громады,

К ним путь открыт. Пробилась брань

За их естественную грань,

Чрез их опасные преграды;

Брега Арагвы и Куры

Узрели русские шатры.

Но вот багряною рукою

Заря от утренних долин

Выводит с солнцем за собою

Весёлый праздник именин.