Двадцать четыре часа из жизни женщины

Невольно я подняла глаза и прямо напротив увидела - мне даже страшно стало - две руки, каких мне еще никогда не приходилось видеть: они вцепились друг в друга, точно разъяренные звери, и в неистовой схватке тискали и сжимали друг друга, так что пальцы издавала сухой треск, как при раскалывании ореха. Это были руки редкой, изысканной красоты, и вместе с тем мускулистые, необычайно длинные, необычайно узкие, очень белые - с бледными кончиками ногтей и изящными, отливающими перламутром лунками. Я смотрела на эти руки весь вечер, они поражали меня своей неповторимостью; но в то же время меня пугала их взволнованность, их безумно страстное выражение, это судорожное сцепление и единоборство. Я сразу почувствовала, что человек, преисполненный страсти, загнал эту страсть в кончики пальцев, чтобы самому не быть взорванным ею. И вот, в ту секунду, когда шарик с сухим коротким стуком упал в ячейку и крупье выкрикнул номер, руки внезапно распались, как два зверя, сраженные одной пулей. Они упали, как мертвые, а не просто утомленные, поникли с таким выражением безнадежности, отчаяния, разочарования, что я не могу передать это словами. Ибо никогда, ни до, ни после, я не видела таких говорящих рук, где каждый мускул кричал и страсть почти явственно выступала из всех пор.

... я стояла там,  униженная,  втоптанная в  грязь его  оскорблением, перед толпой чужих людей, кровь стынет у меня в  жилах. И я  снова думаю о том, до какой  степени  слабо, жалко  и ничтожно то, что  мы  так выспренне  именуем душой, духом,  чувством,  что мы называем страданием, если  все это не может
разрушить страждущую  плоть, измученное тело, если можно пережить такие часы и еще  дышать, вместо того  чтобы умереть,  рухнуть, как  дерево, пораженное
молнией. Ведь боль,  пронзившая меня до мозга костей, могла лишь на  краткий миг повергнуть меня на скамью, где  я замерла  не дыша, ничего  не сознавая,
кроме  предчувствия вожделенной смерти. Но  я  уже  сказала  -  всякая  боль труслива,  она  отступает перед  могучим зовом жизни,  чья власть  над нашей
плотью сильнее, чем над духом - все обольщения смерти.