Bertík a čmuchadlo

— И я мог плохо кончить? А как?
— Ну, мало ли. Ты мог стать плохим человеком, или несчастным, или сделать несчастными других из-за того, что был слишком зациклен на себе и ни на кого не обращал внимания.

— Но я-то хочу, чтобы мама жила с папой!
— Это не тебе решать.
Я молчу, потому что знаю, что так и есть.
Но не хочу, чтобы так было.
— Ты не можешь никого заставлять. Бывает, что люди перестают любить друг друга и не хотят больше жить
вместе. С этим ничего не поделаешь.
— Вот это меня и бесит.

— Ну… я останусь тут на ночь, а утром они, скорее
всего, меня найдут.
— Хм. И так обрадуются, что забудут, как ужасно
ты себя вёл?
— Ага.
— И ты будешь продолжать вести себя как дурак,
а если им не понравится, опять убежишь?

Видимо, как раз в такой момент мне следует сначала подумать, а потом делать, но в бешенстве я просто
не способен соображать

— Тебя посадят под домашний арест, — издевается он дальше.

Один на один я бы спокойно извинился перед Зузаной нормально, но не так же. Вот я и кричу.

...Вот её и зовут, а на самом деле никто не жаждет её видеть. Просто никто не хочет, чтобы она решила, что её не любят, хоть это так и есть. Вообще, я этого не понимаю, я вот не зову на день рождения того, кого не люблю. Тупость в том, что сейчас я сам — тот, кого никто не хочет видеть