Агент, бывший в употреблении

— Но ведь ты сам того мнения, что всё плохо кончается.
— Я о жизни. А здесь книга, которую ты пишешь. А если в книгах будет всё, как в жизни, то кому они, такие книги, нужны?!

— Если человеку хочется орать, значит, он ещё не отчаялся. Отчаявшись же, он утрачивает всякое желание орать. Он просто молчит.

— Нас никто не спрашивал, каким должен быть наш мир. Мы пришли в него, когда он уже сложился. И уходим, когда он лежит в руинах. Так чего теперь рассуждать?
— Чтобы почесать языки.

— Что ж, может, я и готов разделить ваш пессимизм.
— Моего пессимизма вам не разделить. Мой пессимизм стоек и обоснован всей моей жизнью. Вы же просто разочарованы.

Едва ли интересно наблюдать, как пачки долларов из сейфа перекочёвывают в сумку. Но если учесть, что сейф — твой личный, а сумка — чужая, зрелище становится мучительным и даже трагическим.

Скрыть особой приметы ему, конечно, не по силам, поскольку это — его тупая башка, но держать в кармане водительские права явно не стоило.

— Вы уверены, что эти бройлерные цыплята полезны?
— Едва ли.
«Так же, как и наш разговор», — хочется мне добавить, но молчу. В демократической стране каждый имеет право молчать в ответ на неудобный вопрос.

— Любой дебил, воображающий себя твоим противником, уже в силу того, что он дебил, делает для тебя хорошую работу.

— Великая Французская... Великая Октябрьская... Все великие, а в итоге ни одна не победила. Ну назовите мне хоть одну до конца победившую революцию!
— Спроси Эмиля. Он специалист по историческим справкам.
— А ты назови хотя бы одну победившую контрреволюцию, чья победа была бы безусловной, — отвечаю я.

— Думаю, думаю, и всё никак не найду смысла, — замечает Борислав в ответ на ту чушь, которую плету ему, чтобы подбодрить.
— Смысла чего?
— Да вот всего этого!
Руки его описывают круг в пространстве, словно он хочет показать озоновую дыру или спираль Млечного пути.
— Мы ищем чего-то, чего нет в природе, Эмиль, — смысла. Есть шум, бедствия и катастрофы, а вот смысла — нет.