
Азбука-классика (pocket-book) — Классика XX века
Antigo
- 390 книг

Ваша оценкаЖанры
Ваша оценка
В отличие от других довлатовских сборников, представляющих собой концептуальные циклы рассказов, объединённых общей тематикой и лирическим героем в единое целое, в этот вошли новеллы разных лет — от ранних до самых поздних, включая не встречавшийся мне ни в одном издании сентиментальный детектив «Ослик должен быть худым» и чистовые наброски к книгам «Демарш энтузиастов», «Из рассказов о минувшем лете» и «Холодильник», которые Довлатов не успел реализовать в задуманном виде. Название сборника метко характеризует всё творчество писателя, искавшего человека в людях: среди сослуживцев и коллег, друзей и знакомых, домочадцев и близких, и прежде всего — в самом себе. И вряд ли сам он верил, что его поиски увенчаются успехом: «Кто я и откуда? Что с нами происходит? И чем всё это кончится?..»
Главное свойство довлатовской прозы в том, что она глубоко автобиографична. Лаконичный стиль, перекликающийся с хемингуэевским принципом писать «честно и просто», побуждает его рассказывать только о том, что видел и пережил он сам. Но на поверхности лишь верхушка айсберга, под своей обманчивой простотой скрывающего глубины обуревающих автора чувств, в чёрные бездны которых он бесстрашно и беспощадно заглядывает в поисках человека.
Особняком здесь стоят истории, в основу которых легли воспоминания Довлатова о его армейской службе — «Марш одиноких», «По прямой» и «На что жалуетесь, сержант?» Как известно, срочную службу в армии он проходил надзирателем в лагерях для уголовников. Именно этому факту его биографии мы во многом обязаны становлению Довлатова-писателя. К тому времени тюремная проза была уже не в новинку, но в довлатовских рассказах — взгляд на «лагерный ад» по другую сторону колючей проволоки. Впрочем, он быстро понял, что никакой другой стороны нет, и надзиратели ничем не отличаются от зеков. Вот и получается, что сидят все: одни внутри, другие — снаружи. «Разве у тебя внутри не сидит грабитель и аферист? Разве ты мысленно не убил, не ограбил? Или, как минимум, не изнасиловал? — Ещё бы, сотни раз. А может — тысячи»...
По признанию Сергея Донатовича, это откровение и побудило его взяться за перо всерьёз. По словам Бродского, он вернулся из армии «как Толстой из Крыма, со свитком рассказов и некоторой ошеломлённостью во взгляде». Примечательно, что к лагерной теме Довлатов возвращается и в позднем творчестве, в частности в новелле «Старый петух, запечённый в глине», которая должна была войти в сборник «Холодильник» (по аналогии с «Чемоданом»): с каждым блюдом, вынесенным в название рассказов, должна была быть связана реальная история из жизни писателя. Здесь же перед нами не только воспоминание из советского прошлого эмигрировавшего в Америку Довлатова, но и настоящая философская притча о непредсказуемости судьбы: «Жизнь — она длинная. Сегодня ты начальник, завтра я... Сегодня я кайфую, завтра ты мне делаешь примочку».
Жемчужиной данного сборника стал для меня рассказ «Солдаты на Невском» о двух провинциальных срочниках, впервые попавших в культурную столицу по увольнительной и почувствовавших себя белыми воронами в гостях у интеллигентной молодёжи: «Взбесились городские окончательно, — думал Васька Рябов и тут же мысленно прибавлял: — Вот бы с такой бесстыжей познакомиться...» Также отмечу зарисовки «Из рассказов о минувшем лете», где Довлатов по-своему обыгрывает ставший классическим в мировой литературе сюжет о дружбе ворчливого старика-интроверта с не в меру любопытным и общительным мальчиком. В целом, приятно было не только вернуться к творчеству полюбившегося писателя, но и неожиданно открыть для себя в нём что-то новое.
Рецензия на книгу Валерия Попова «Довлатов» в серии ЖЗЛ: https://www.livelib.ru/review/1625356-dovlatov-biografiya-valerij-popov#comments

К сожалению, от меня проблематика третьей эмиграции сильно далека (или к счастью, это как посмотреть). И привычной горькой тонкости прозы Довлатова я тут не почувствовала. Ну да, немного эмигрантской тоски, много рассуждений о "новой родине" с чётким внутренним пониманием, что при всех своих прелестях она - не родина, воспоминания, заметки для газетных публикаций, обрывки... Для чего и для кого это издавалось? Ответ от автора:
Следует быть гораздо глубже в эмигрантской теме, чем я, чтобы получить удовольствие от рассуждалок типа вот такой:
Проблема, однако... Но Довлатов, как всегда предельно честен, даже в определении таких тонкостей. Мне понравилось, с каким саркастичным настроением он описывает начало новой жизни, когда самое важное было - неожиданно - иметь жену, потому что
Ну и язык Довлатова прекрасен, даже когда тематика не волнует. В немногих лирических отступлениях попадаются просто жемчужины:

С грустной улыбкой – о главном. О лете. Об одиночестве в толпе и попытке преодоления этого состояния. Август. Озеро. "Русская колония" наслаждается отдыхом. Мужики в тренировочных костюмах, дамы в купальниках, голые дети на песке у воды.
В этот праздник жизни писатель Григорий Борисович не вписывается. От рыбалки отказывается, мол, не Хемингуэй. С бутылкой по территории не ходит. Работает целыми днями, стараясь не обращать внимания на шум соседской ребятни. Стучит на машинке. Но страх перед чистым листом одним перестуком клавиш не изгнать. Любой повод хорош, чтобы оторваться от работы. Григорий Борисович даже лекцию готов рассказать о "зверушках".
Поди разберись, то ли он о вшах рассказывает, то ли о себе и соседях, то ли об эмигрантах.
Его лекцию, затаив дыхание, слушает соседский племянник Ариэль. Мальчишка тоже одинок. Крыльев, к ношению которых обязывает его имя, у мальчика нет. Зато вокруг него витает запах керосина. Ему одному удается найти общий язык с затворником писателем. Ариэль один готов его слушать и понимать. Но так хрупки первые ростки дружбы. Устоят ли?
Отличные диалоги. Замечательный стиль. Короткая зарисовка о русских в Америке. Увлекает и затягивает в свой незатейливый мир.

- Существуют внеземные цивилизации?

– Все мы – люди определенного круга. Я кивнул.
– Надеюсь, и вы – человек определенного круга?
– Да, – сказал я.
– Какого именно?
– Четвертого, – говорю, – если вы подразумеваете круги ада.
















Другие издания


