Логотип LiveLibbetaК основной версии
Обложка
User AvatarВаша оценка
4,1
(1,6K)

Детство

Лев Толстой
Издание содержит автобиографическую повесть великого русского писателя Льва Николаевича Толстого (1828-1910). Произведение включено в программы 5-11 классов средней школы всех уровней обучения, для классной и домашней работы.

Жанры

Книга из цикла

Автобиографическая трилогия "Детство. Отрочество. Юность"

Рейтинг LiveLib

4,1
1,6K оценок
  • 5
    38%
  • 4
    42%
  • 3
    16%
  • 2
    3%
  • 1
    1%
User AvatarВаша оценка
Прочитали 2302Хотят прочитать 436

Рецензии

  • Аватар пользователя
    Аноним20 августа 2024 г.

    Чувства и чувствительность

    Я всегда с интересом открываю детский список чтения на лето, предвкушая, какое из пропущенных в мои школьные года произведений выбрать для совместного чтения с ребенком. На этот раз пришел черед первой повести Толстого, принесшей ему славу и уважение критиков. Нет смысла пересказывать сюжет или анализировать персонажей данной повести, история весьма известна и мне кажется, что это удачный выбор для школьного чтения.

    Хотя знаменитое начало трилогии оставило у меня противоречивое впечатление: мне нравится, как оно написано, но совсем не вдохновляет выбранная тема, она скорее навевает сон и скуку. Все же лично для меня творчество раннего Толстого сильно уступает его зрелым произведениям, тут некая пастораль и слишком много сентиментальных описаний, умиления и некой приторной сладости происходящего. При этом, когда читаешь, текст неким магическим образом притягивает и даже при перечитывании, заранее зная все происходящее, почему-то, забывшись, перелистываешь страницу за страницей.

    Увлекает внимательное наблюдение Толстого за чувствами главного героя, анализ поведения окружающих, пытливый взгляд ребенка, помноженный на мастерство писателя.Вроде не происходит ничего захватывающего, но мы вместе с автором погружаемся то в детские переживания или первую влюбленность, то в обиду старого гувернера, то в хитросплетение отношений бабушки с окружающими ее льстецами, то пытаемся разгадать, какие отношения связывают родителей Николеньки.


    – Разве вы бьете своих детей, моя милая? – спросила бабушка, значительно поднимая брови и делая особенное ударение на слово бьете.
    – Ах, ma bonne tante, – кинув быстрый взгляд на папа, добреньким голоском отвечала княгиня, – я знаю, какого вы мнения на этот счет; но позвольте мне в этом одном с вами не согласиться: сколько я ни думала, сколько ни читала, ни советовалась об этом предмете, все-таки опыт привел меня к тому, что я убедилась в необходимости действовать на детей страхом. Чтобы что-нибудь сделать из ребенка, нужен страх… не так ли, mon cousin? А чего, je vous demande un peu,[28] дети боятся больше, чем розги?
    При этом она вопросительно взглянула на нас, и, признаюсь, мне сделалось как-то неловко в эту минуту.
    – Как ни говорите, а мальчик до двенадцати и даже до четырнадцати лет все еще ребенок; вот девочка – другое дело.
    «Какое счастье, – подумал я, – что я не ее сын».
    – Да, это прекрасно, моя милая, – сказала бабушка, свертывая мои стихи и укладывая их под коробочку, как будто не считая после этого княгиню достойною слышать такое произведение, – это очень хорошо, только скажите мне, пожалуйста, каких после этого вы можете требовать деликатных чувств от ваших детей?

    При этом пишет Лев Николаевич просто, но не примитивно, подкупает та доброта, чуткость, грусть и некое сожаление, с которыми он всматривается в переживания старой нянюшки Натальи Савишны, а также злые поступки мальчишек, творящих жестокие шутки над Иленькой Грапом.


    Она не только никогда не говорила, но и не думала, кажется, о себе: вся жизнь ее была любовь и самопожертвование. Я так привык к ее бескорыстной, нежной любви к нам, что и не воображал, чтобы это могло быть иначе, нисколько не был благодарен ей и никогда не задавал себе вопросов: а что, счастлива ли она? довольна ли?

    Я с участием посмотрел на бедняжку, который, лежа на полу и спрятав лицо в лексиконах, плакал так, что, казалось, еще немного, и он умрет от конвульсий, которые дергали все его тело.
    – Э, Сергей! – сказал я ему, – зачем ты это сделал?
    – Вот хорошо!.. я не заплакал, небось, сегодня, как разбил себе ногу почти до кости.
    «Да, это правда, – подумал я. – Иленька больше ничего как плакса, а вот Сережа – так это молодец… что это за молодец!..»
    Я не сообразил того, что бедняжка плакал, верно, не столько от физической боли, сколько от той мысли, что пять мальчиков, которые, может быть, нравились ему, без всякой причины, все согласились ненавидеть и гнать его.
    Я решительно не могу объяснить себе жестокости своего поступка. Как я не подошел к нему, не защитил и не утешил его? Куда девалось чувство сострадания, заставлявшее меня, бывало, плакать навзрыд при виде выброшенного из гнезда галчонка или щенка, которого несут, чтобы кинуть за забор, или курицы, которую несет поваренок для супа?
    Неужели это прекрасное чувство было заглушено во мне любовью к Сереже и желанием казаться перед ним таким же молодцом, как и он сам? Незавидные же были эти любовь и желание казаться молодцом!

    В общем, при всей простоте произведения и отсутствии динамичных моментов, повесть получилась весьма интересной и подходящей для неторопливого, расслабленного чтения, когда хочется насладиться неспешной классической литературой.

    Читать далее
    80
    6,8K
  • Аватар пользователя
    Аноним10 октября 2019 г.

    Продолжение следует

    Ну, это, конечно, получше толстовских рассказов для самых маленьких, от которых за версту наносит фальшью и нарочитостью. Но все равно в целом не производит впечатления цельного произведения. Причем, можно, в принципе, писать цикл законченными рассказами, оно в общем-то отлично получается. Но и тут образовалась проруха на старуху. Уж больно оно временами бессвязное.
    Раз и вот, вот и раз, то есть какие-то детали и нюансы по ходу не достойны упоминания, сиди и гадай чего там и как бы вот.

    И, значит, перед читателем с бухты барахты нарисовывается некое благородное семейство, живущее в деревне. Ни тебе предысторий, ничего. Главгер одиннадцати годков, его старший братец и сестрица, папенька, маменька, крепостные и иностранные работники.
    Папенька - кобель, игрок и мот. Маменька - раба любви. Главгер у них получился весьма влюбчивой юной вороной, склонной к открытию слезных каналов буквально по любому поводу. С полпинка мы влюбляемся в дочь бонны, потом в красивого двоюродного братца, потом в очередную девочку.


    Второй Ивин — Сережа — был смуглый, курчавый мальчик, со вздернутым твердым носиком, очень свежими красными губами, которые редко совершенно закрывали немного выдавшийся верхний ряд белых зубов, темно-голубыми прекрасными глазами и необыкновенно бойким выражением лица. Он никогда не улыбался, но или смотрел совершенно серьезно, или от души смеялся своим звонким, отчетливым и чрезвычайно увлекательным смехом. Его оригинальная красота поразила меня с первого взгляда. Я почувствовал к нему непреодолимое влечение. Видеть его было достаточно для моего счастия; и одно время все силы души моей были сосредоточены в этом желании: когда мне случалось провести дня три или четыре, не видав его, я начинал скучать, и мне становилось грустно до слез. Все мечты мои, во сне и наяву, были о нем: ложась спать, я желал, чтобы он мне приснился; закрывая глаза, я видел его перед собою и лелеял этот призрак, как лучшее наслаждение. Никому в мире я не решился бы поверить этого чувства, так много я дорожил им.

    И всех-то мы хотим-желаем обнимать, цАловать (авторское) в плечики и прочие места. Короче, очень интересные случались мальчики в те времена. Очень. Интересные. Причем, братец у него не такой, а вот папенька как раз такой. И как-то становится немного тревожно за мальца, глядя на то, что представляет из себя родитель.

    Далее там появляется бабушка, которая не больно жалует папеньку, по причинам, названным выше. Она вся такая барыня-барыня. Но ее пока не сильно много, однако, в продолжении, думаю, ее роль расширится по некоторым печальным причинам.
    Также вводятся разные типажи, и ежели персонаж плохой, то он и внешне какая-то образина, ага.

    С интересом почитала о крепостных, которые, считай, не имели личной жизни, не говоря уже о свободе, однако неслабо строили своих хозяев, которые потакали им и даже покорялись. Синдром хорошего барина, от которого не хотят уходит на волю, налицо. Ну, и главгер в целом - неплохой мальчик, потому как хоть и взбрыкивал, но чего-то там у него в головке вертелось и в дальнейшем он осознал безобразие рабства.

    О наемных работниках того времени. Ну что, всякие они бывали. Бонна у них сильно себе на уме дамочка на пару с доченькой, которая хоть и мала, а уже весьма расчетливая девочка. А вот гувернер, напротив, сильно чувствительный старичок, но ежели что, ежели нанесут сердечную обиду, непременно выставит счетец со слезами на глазах. Так что и нашенские могут работать расчетной кассой, и не нашенские ведут себя аки нашенские, но с поправочкой на цифру.

    Ну, и чего же, собственно, я узнала из повести. А толком и ничего, как ни странно. Ибо толстой накидал, накидал фрагментов. Пардоньте, детство не состоит из периода, когда главгеру было одиннадцать лет. Но персонажи возникли ниоткуда и так же внезапно были оставлены посреди внезапной драмы с намеком: продолжение следует.

    Читать далее
    80
    5,9K
  • Аватар пользователя
    Аноним9 декабря 2025 г.

    Первые шаги личности

    «Детство» Льва Николаевича Толстого, вышедшее в 1852 году, – не просто автобиографическая повесть, а глубокий психологический анализ процесса формирования личности. Это первый и наиболее значимый элемент трилогии, включающей также «Отрочество» и «Юность», представляющий собой своего рода археологию внутреннего мира человека, начинающуюся с первых, самых ярких впечатлений.
    Толстой скрупулезно воспроизводит атмосферу дворянской усадьбы, уделяя внимание мельчайшим деталям быта и взаимоотношений. Особенностью произведения является отсутствие идеализации детства. Николенька – живой, противоречивый ребенок, подверженный сомнениям, страхам и мимолетным проявлениям эгоизма. Именно эта реалистичность делает образ героя особенно убедительным и позволяет читателю увидеть в нем отражение собственных детских переживаний. Ключевую роль в формировании личности Николеньки играют отношения с близкими: матерью, воплощающей идеал доброты и любви, отцом, сочетающим строгость и аристократический лоск, и Карлом Ивановичем, преданным учителем и наставником. Смерть матери становится первым серьезным потрясением в жизни мальчика, знаменующим конец беззаботного периода и начало осознания бренности бытия. Описанная с такой пронзительной искренностью, разрывает сердце читателя, вызывая острую боль утраты и глубокое сочувствие к маленькому герою. Толстой с гениальной проницательностью раскрывает механизмы формирования личности, показывая, как первые впечатления, отношения с близкими и осознание собственной смертности влияют на становление человека.
    Это напоминание о том, как важно беречь в себе ребенка, сохранять способность искренне радоваться и сопереживать. Это гимн любви, семье и той неповторимой атмосфере, которая окружает нас в первые годы жизни и оставляет неизгладимый след в нашей душе. Это плач по утраченному раю, по безвозвратно ушедшему времени, полному надежд и мечтаний.

    Читайте больше друзья !!!

    Читать далее
    59
    227
Все рецензии
Похожие книги

Цитаты

  • Аватар пользователя
    Аноним27 декабря 2017 г.

    Когда матушка улыбалась, как ни хорошо было её лицо, оно делалось несравненно лучше, и кругом все как будто веселело. Если бы в тяжелые минуты жизни я хоть мельком мог видеть эту улыбку, я бы не знал, что такое горе. Мне кажется, что в одно улыбке состоит то, что называют красотою лица: если улыбка прибавляет прелести лицу, то лицо прекрасно; если она не изменяет его, то оно обыкновенно; если она портит его, то оно дурно.

    54
    4,2K
  • Аватар пользователя
    Аноним20 июня 2014 г.

    Страдание людей застенчивых происходит от неизвестности о мнении, которое о них составили; как только мнение это ясно выражено - какое бы оно ни было, - страдание прекращается.

    50
    10K
  • Аватар пользователя
    Аноним10 октября 2019 г.

    Второй Ивин — Сережа — был смуглый, курчавый мальчик, со вздернутым твердым носиком, очень свежими красными губами, которые редко совершенно закрывали немного выдавшийся верхний ряд белых зубов, темно-голубыми прекрасными глазами и необыкновенно бойким выражением лица. Он никогда не улыбался, но или смотрел совершенно серьезно, или от души смеялся своим звонким, отчетливым и чрезвычайно увлекательным смехом. Его оригинальная красота поразила меня с первого взгляда. Я почувствовал к нему непреодолимое влечение. Видеть его было достаточно для моего счастия; и одно время все силы души моей были сосредоточены в этом желании: когда мне случалось провести дня три или четыре, не видав его, я начинал скучать, и мне становилось грустно до слез. Все мечты мои, во сне и наяву, были о нем: ложась спать, я желал, чтобы он мне приснился; закрывая глаза, я видел его перед собою и лелеял этот призрак, как лучшее наслаждение. Никому в мире я не решился бы поверить этого чувства, так много я дорожил им.

    Читать далее
    19
    6,2K
Все цитаты

Подборки с этой книгой

Все подборки

Другие издания

  • Детство
  • Детство
  • Детство