Шантарам. Часть 4

Дорогой друг! Пишу тебе из окопа. Подозреваю, что многичисленная армия поклонников этой книги будет в ярости. Наконец-то закончились 16 дней моих мучений и я дочитала таки эту книгу размером с телефонный справочник. Хитрецы-издатели наверняка используют грязные методы гипноза и нейролингвистического программирования, потому что разумного объяснения бешенной популярности этой книги у меня нет. Если исходить из утверждения на обложке

"Человек, которого "Шантарам" не тронет до глубины души, либо не имеет сердца, либо мертв, либо то и другое одновременно.".
Джонатан Кэрролл

диагноз ясен, я - бревно бессердечное.

Возможно, дело в том, что я не люблю индийские фильмы. Между ними и книгой много общего. Она так же затянута, ГГ, конечно же, благороден, но страдает самолюбованием, всё очень пафосно и слезовыжимательно, и совершшшшшшенно уморительные драчки. Ну не верю, не верю я, что если человека избивают бамбуковыми палками с расщепленным концом несколько часов подряд, в несколько рук, и несколько смен избивающих (так как прежние притомились) то он может выжить и не стать даже калекой. Потом весь в кровяке он валялся в тюремной грязи со всеми признаками сепсиса, но все чудом прошло стоило ему только промыть раны. Ну что за бред.
Подозреваю, что в детстве маленького Дэвида Робертса заперли одного в комнате на неделю, а из развлечений оставили один толковый словарь, что, несомненно, отразилось в его творчестве. Он узнал много новых слов и решил обязательно использовать их при случае. Блеснуть, так сказать, эрудицией.

Когда я поцеловал ее, грозы, назревавшие в глубине ее глаз, разразились в наших ртах, а слезы, струившиеся по ее пахнущей лимоном коже были слаще меда, продуцируемого священными пчелами в жасминовом саду Храма Момбадеви.

Я мог бы так и остаться лежать лицом в грязь с бешено колотящимся, словно передающим земле свой сейсмический ужас сердцем, если бы не моя лошадь.

Нож, воткнутый в грязное жилистое горло, как приток в русло реки.

-Спасибо, - ответила она, глядя на меня с такой страстной интенсивностью, что сердце у меня стало колотиться о грудную клетку.

Я могу таким образом сюда полкниги переписать. Через 30 страниц подобного текста я была готова рыдать кровавыми слезами из жалости к себе и своему потерянному времени. Но так как книгу мне подарили, то надо было дочитать как минимум из уважения к дарителю.

Затем маленький Грегори решил стать окулистом, что-то там видимо не сложилось, но любовь к глазам никуда не делась. Это слово встречается по три раза на странице, и иногда описания глаз принимают весьма причудливые формы.

Мои глаза отправились в свободное плавание без руля и без ветрил по океану, мерцавшему в ее невозмутимом твердом взгляде. Ее большие глаза поражали своей интенсивной зеленью. Такими зелеными бывают деревья в ярких живописных снах. Таким зеленым было бы море, если бы оно могло достичь совершенства.

Красивый, как Омар Шариф в день своего тридцатилетия, смертельный, как подкрадывающаяся черная пантера, с глазами цвета песка на ладони за полчаса до захода солнца.

Я в который раз попытался мысленно подобрать природный эквивалент зеленого пламени в ее глазах. Мне приходили на ум опалы, листва и теплые морские отмели на коралловых островах. Но живые изумруды ее глаз в золотистой солнечной оправе сияли мягче, намного мягче. В конце концов я нашел естественную зелень, идеально соответствовавшую цвету ее прекрасных глаз.

В глазах его набухли красные прожилки, как на кулаках у боксера

Глаза его были такого же цвета, какой приобретает песок у тебя на ладони за несколько минут до того, как солнце опустится за морской горизонт.

И пусть в своем мнении я буду так же одинока, как "моджахед на вершине горы на часовом посту в ночь перед решительным боем", зато честна перед собой, как доблестный Шантарам и моя сердечная мышца не будет тревожить меня в темный предрассветный час.

Еще с первых строк этой книги я влюбилась в ее терпкий, чувственный слог. Яркие краски Бомбея окружили меня плотной стеной, помогая забыть об окружающей зимней серости каждый раз, когда я открывала эту волшебную книгу, полную чудесных контрастов. Никогда прежде мне не хотелось в Индию так сильно, чтобы увидеть ее живьем, так, как ее увидел автор, вместе с печальными трущобами, горделивыми высотными домами и крохотными деревеньками…

Ладно, выдыхайте. На самом деле, все просто ужасно. Ужасно от первой буквы и до последней сноски. Начнем с примечаний. Джаггернаут оказывается просто статуей Кришны, типичные немецкие междометия исковерканы, приключения проститутки, поведанные на немецком, зачем-то в русском варианте изменены. Не буду вдаваться в грязные подробности, чтобы ненароком не оскорбить кого-нибудь упоминаниями члена всуе, но, тем не менее, смею надеяться, что даже нежные натуры не рады обнаруживать перевод «лепестки фиалки» в примечании к слову «Scheiße», следовательно, внезапная цензура вызывает некоторое недоумение.

Но главный тут, конечно, авторский текст. О, это похоже на медленную извращенную казнь, где человека топят в меду. Раздражает до аллергического почесывания. Не буду голословной. Готовьте кулечки, я отсыплю вам парочку приторных карамелек авторской мудрости!

А? Еще?

Очень красиво, правда?

Это плохо, отчаянно плохо. Плюсом кое-как можно посчитать только линейную композицию – тонуть в меду читатель будет прямо вниз, сворачивать в липкие ароматные субстанции флэшбеков и оригинальных сюжетных решений не придется. В остальном же – беспросветный ужас. Притянутая за уши псевдофилософия, появляющаяся в самых неожиданных местах, растянутые косноязычными сравнениями предложения («прутья грудной клетки» это вам не фунт панира!) , повторы-повторы-повторы одних и тех же эпитетов и описаний, сомнительное авторское самолюбование и похожие на марионеток герои. Все они красивы и обаятельны до тошноты, если речь о зарплате, то учтите, бедняжки-индусы получают не доллары, а центы, центы, центы, а не доллары, главный герой способен пережить любые повреждения и травмы без особых усилий, главари разных бандитских шаек сплошь мудрые и власть капает с кончиков их усов, в глазах каждого прохожего можно утонуть, а улыбкой дышать как воздухом. И все эти деревянные чурбанчики пляшут на фоне картонной Индии, полной добродушных прокаженных и укуренных монахов. Ни то, что автор хочет рассказать читателю, ни то, как он это делает, не вызывают радости совсем.

А если еще и учесть размеры произведения, становится мучительно больно за бесцельно прожитые часы. Слава статуе Кришны, это уже закончилось, прошло, оказалось позади, миновало и уплыло на реке жизни прочь от меня. Спляшу, нарядившись в зеленое, как мои глаза на берегу северного моря в рассветный час, сари и тысячу звонких браслетов, на угольках вымышленных бомбейских притонов, и моя рыжая как шерсть грустной осенней лисицы в сумерках понедельника коса, пропитанная кокосовым маслом, будет сиять в сто тысяч раз ярче самой искренней индийской улыбки.

удаляется, напевая
Пам-парам Шантарам
Очень распрекрасный срам
Пам-парам Шантарам
Наказание глазам...

"Два первых черновика объемом 600 страниц, плод шестилетнего труда, были уничтожены тюремщиками…Но я все-таки закончил этот роман, написанный кровью, слезами и ликованием, только потому, что мне помогали очень многие люди."
Грегори Робертс.

Грегори Роберт для меня - это человек, который не знает, когда надо остановиться. К тому же, я искренне считаю, что лысеющим мужчинам нельзя носить длинные волосы: либо лысина, либо шевелюра. Если роман уничтожали раз за разом, а черепушку все больше видно - стоит остановится, чувак, космос тебе намекает.

Я читала роман, как он был написан – в мучениях, вперемешку с слезами, ликованиями, проклятьями, кровью из ушей и паром из макушки. Это не книга - это убийца. Она сметает все: время, настроение, вдохновение. Она настолько плоха, что я даже не смогла себя собрать с силами, что б разозлится на нее. Она никакая и огромная.

Автор, как бы перевоплотившись в главного героя, пытается с каждой второй страницы сказать «посмотри, какой я классный» с характерным движением по груди в стиле стриптизеров 90-х. Лин, как любит говорить моя подруга: «На все руки мастер - стрижет, *бет и зубы рвет». Он вор, философ, доктор, боец, мыслитель, посредник, полиглот, наркоман, аферист. И это все с тонким виденьем прекрасного, ранимой душевной организацией и романтичной душой недолюбленного ребенка.

Женские же образы прописаны плохо. Из рук вон плохо. Они никакие. В сознании автора уселось, что любофффь и знойная красотка есть в каждой книге - а у него ничем не хуже, значит красотке быть. А если есть своенравная шикарная девица - значит она должна заставить главного героя страдать и стенать, ибо такова его участь.
Прочие же наркоманки, проститутки, индуски - настолько шаблонны, что их не спасли даже эротические пертурбации. Робертс сумел даже о сексе написать гадко и с душком. Какое там кокосовое масло...

Дальше...

Индии мне было мало. Хотелось больше ситуаций, больше типажей, больше эмоций! Тут я начинаю понимать, что меня бесит в этой книжке....прожив столько лет в настолько уникальной и многогранной стране, автор решил ее использовать только как рамку для героя, выдвинув на первое место эго, спрятав и недосказав именно о том, что может удерживать внимание.

Я не знаю, как в тюрьме было с питанием, но еду явно недосаливали. Ибо 860 страниц - это понос. Что возвращает меня к мысли о проблемах с контролем. 2100 страниц в читалке и/или 48 часов аудио - плохого слога, немыслимых ситуаций, недофилософии, бесконечного геройства и вечной наркомании.

"Шантарам" - это такой себе слоёный майонезный салатик, бохато украшенный и в самой большой тарелке, это сочетание куриного филе и сельди, вареного риса и крабопалок, где размышлизмы - вместо смазки.
И укропчик, шоб полезненько.

Я никогда не думал, что автобиографическая книга о жизни бомбейского гангстера по концентрации приторно-карамельной ванильности может превзойти признанных мастеров романов для чувствительных барышень. А вот может, жизнь, оказывается, внезапна и удивительна. С другой стороны, в фаворе сейчас типажи самые разные, но неизменно нетривиальные - от лондонского детектива через скандинавского бога к эльфийскому королю. Чем необычнее то есть, тем лучше. Всякие там лётчики, моряки и прочие простые романтики забыты, это уже прошлый век. А вот герой Робертса, то есть, простите, сам Робертс, в общем и целом годится. Он сразу и мыслитель, и романтик, и любовник, и опасный криминальный тип, и интеллектуал, и альтруист, и гуманист и чёрт знает, кто ещё. Гений, плейбой, филантроп, миллионер, ага. Такой, значит, персонаж, который может откусить человеку кусок щеки или выдавить глаз, а потом долго плакать над умершим щеночком. Тонко чувствующая натура, способная при случае разбивать людям черепа, это ли не идеал? Понятно, что многое автор о себе приврал, но всё равно пробиваться через все эти тонны самолюбования физически тяжело. Сначала-то нота была взята верная, и Лин напоминал мне этакого керуаковского бродягу-симпатягу, но потом что-то сломалось, и началась монотонная штамповка глав. Герой куда-то пошёл, с кем-то поговорил, что-то сделал, непременно порефлексировал и закончил главу лирико-философским отступлением на пару страниц. Довольно скоро я насобачился просматривать эти кладези мудрости по диагонали, чтобы не слишком укарамелиться, но и не пропустить удачные моменты, которые, скажу справедливости ради, всё же были. Глобальный сюжет и вообще магистральная интрига появляются в книге непозволительно поздно, что непростительная ошибка для огромадного кирпича, не блещущего ни интересными мыслями, ни ярким языком.

Сюжет, на самом деле, лучшее, что есть в книге. Ни история любви, ни размышления о боге и смыслах бытия, ни поиски духовного наставника и отца в лице старого мафиози меня не впечатлили. Это скучно, наивно, банально. Индия картонна, нарисована какими-то смазанными штрихами и по подлинности примерно соответствует болливудскому фильму с танцами и плясками. В книге есть момент, когда один гангстер пересказывает другим сюжет нового хита. Спасаясь от полиции, предприимчивый вор прячет украденный бриллиант в вещах красавицы-танцовщицы и пытается потом завоевать сердце девушки, чтобы подобраться поближе и забрать украденное назад. Братки внимательно слушают, после чего один из них интересуется, почему герой сразу не пристрелил девушку. Ну а чего, просто, быстро, эффективно. И, главное, жизненно. Вот так авторские философские писания, подозреваю, и соотносятся с суровой правдой жизни. В Бомбее Робертс бил людей, барыжил валютой, поддельными паспортами, а потом и героином. Роковая любовь, обаяние и искренность трущоб, улыбка Прабакера, сцена на поезде и прочая милота почти наверняка вымышленна. В пользу этого говорит и совершенно книжная, изящно выстроенная многоходовка Кадера. В жизни так не бывает, слишком уж всё сюжетно для роковой игры случая.

На самом деле, Робертс очень хорошо почувствовал витающую в воздухе идею идеального романа об авантюристе-мечтателе. В этом есть, несомненно, что-то подлинно трогательное и одновременно кинематографичное. Эстетика востока, глубокие переживания и чувства, эмоции напоказ, контраст небоскрёбов и лачуг бедноты, яркие краски одежд, витающий в воздухе запах пряностей, танцы и музыка, переплетённые тела влюблённых на песке у моря, кровь, смерть и медведи. Но Робертсу банально не хватило таланта и умения вовремя остановиться. Он украл, вытащил эту историю из этих ваших чертогов разума - ноосферы - коллективного бессознательного и на живую нитку пришил к собственной жизни, распял, можно сказать, на кресте гвоздями. Пришпил, чёрт его дери, эту эфемерную красоту к своим грабежам, пробитым черепам и героину, как бабочку к куску картона. Вор, грабитель! Неслучайно мы почти ничего не знаем о прошлом героя, о том, что случилось с его семьёй. Неслучайно скрыт от нас и финал истории - арест, катарсис, раскаяние, примирение с собой. Ничего этого не было, Робертс совсем не тот, кем хочет казаться, его попросту взяли с поличным, нашли героин, стопку фальшивых паспортов и отправили на нары. Нет там никакого духовного поиска, книга кончается тогда, когда у автора выходит запас придуманных картинок из жизни своего идеального героя. Иногда перед сном я придумываю себе новую жизнь. Вероятно, в тюрьме Робертс от нечего делать тоже придумал себе идеальную жизнь-оправдание и присвоил её.

А самое смешное, как по мне, то, что наиболее увлекательные и талантливо выписанные фрагменты - про кровь, смерть, героин, пробитые черепа и кровавую рану вместо лица. То, что действительно прожито, вырезано на кости, выблевано и выплакано кровавыми слезами. То, что и вправду было. Но Робертс не хочет себе такой жизни, не хочет признать себя соучастником, грабителем, наркоманом и наркоторговцем. Он хочет быть Шантарамом, философом и интеллектуалом. И что? Я вот хотел бы быть великим певцом, как Фредди Меркьюри, чтобы собирать стадионы плачущих от восторга обожателей, чтобы люди в самые страшные моменты своей жизни включали мои песни, и им становилось хоть чуточку лучше. Вы, я уверен, тоже чего-то такого хотите. Вот и Робертс, он в своём праве мечтать и даже вправе попытаться уже постфактум с помощью этой своей книги дотянуться, допрыгнуть до несбывшегося, сделать неслучившееся правдой и памятью. Но это не книга гения и не книга о праведнике, ни разу. Простите.

Судьба не лжет.
Мне не нравится, когда уже одной только аннотацией к книге тобой, как читателем, пытаются "умело" манипулировать. Вот такие отзывы меня выводят из себя: "Человек, которого "Шантарам" не тронет до глубины души, либо не имеет сердца, либо мертв, либо то и другое одновременно." Джонатан Кэрролл
Видимо, у меня нет сердца или я мертва, а может и то и другое одновременно. Блин, надо подумать об этом...
Давно мне не попадалась в руки книга, которая бы настолько заинтересовала в начале и настолько взбесила в середине.
Упоминать о том, что повествование нереально затянуто я думаю не нужно, потому что это легко понять только взглянув на книгу. Начало затягивает и интригует, хочется поскорее узнать, что же будет дальше. Но…
Я прочитала больше половины и больше не смогла. Меня охватила такая буря негативных эмоций, что сложно передать словами. Я понимаю, что книга основана на реальных событиях, но я не нуждаюсь в знаниях о такой реальности, я не хочу читать о том, как человеку выламывали руки, как человека душили и избивали до смерти в тюрьме. О том, в каких условиях живут люди и как они выживают. Я не хочу читать негатив, пусть даже он будет сто раз реален. Не хочу и не буду!
Местами трогательно, а местами отвратительно, но что еще хуже, что какое-то извращение или жестокость очень подробно описывается отчего создается впечатление, что этому специально уделяется такое внимание, чтобы выжать из читателя побольше эмоций, а ели повезет, то и слез (ну мало ли). Теперь это называется "трогательная литература"?
Меня удивляет только одно. Почему сейчас пользуются популярностью книги, в которых столько грязи, крови и несправедливости? Почему людей тянет на такую литературу? Почему если в книге нет зверств, то она априори становится неинтересна читателю? (Знаю об этом не понаслышке.)
А книге ставлю жирный минус за то чувство омерзения, которое она во мне вызвала во время чтения. И если можно сказать, что мои личные ощущения не имеют к произведению никакого отношения, то мозголомательные недоафоризмы меня тоже не впечатлили.

«Вина – это рукоятка ножа, которым мы закалываем сами себя, его лезвием бывает любовь, но затачивает лезвие и приканчивает нас именно постоянная трепка нервов.»

P.S. Флэшмоб 2011, книга вторая.

Грегори Дэвид Робертс написал фильм.
Зачем?
Я его прочитала.
Зачем?

Линдсей прибыл в Бомбей. Сотни людей бродят взад и вперед. Отовсюду музыка и отовсюду своя. Магазины, рестораны, туристические агентства. Греки, немцы, итальянцы, французы, американцы, индийцы, иранцы, арабы, афганцы, негры. Гомон голосов, на различных языках повторяющий слово “Зачем?”. Лотки с пряностями, тележки с арбузами, пережеванный паан, валяющийся под ногами. Влажный воздух и солнечные блики на манговых гатни. Из отеля «Си-рок» на улице Козуэй появляется группа шотландских туристов и усиленно пытается держаться в тени. Сплошной поток машин, повозок, тележек. Таксист поворачивает зеркало заднего вида. Блик от него падает на стену, где кто-то вывел слова «Сапна» и “Зачем?”. Голуби – архитектурные херувимы небес, нищие, прокаженные в черных шляпах и обернувшиеся молчанием, как шарфом. По пластиково-тряпочному переулку приближается Мукул. Рука в кармане. Там же пакетик героина. Его янтарные глаза смотрят пристально, в них застыл немой вопрос “Зачем?”. Слабый ветер колышет оборванный конец афиши с фильмом “ Пять поцелуев”. Три рыбака в майках и набедренных повязках неуверенно приближаются. Один из них протягивает на раскрытых ладонях чиллум и несколько шариков чарраса. Гашиш... По канавке на спине бежит гусеница холодного пота, наступает льюс – кэрролловское состояние.
Йе дуния, йе мехфил мере кам, ки нахи… Весь мир и все люди в мире ничего не значат для меня… Улыбка Прабакера, глаза Кадербхая, Абдуллы, Казима Али, Джонни Сигара, Раджу, Викрама, Летти, Уллы, Кавиты и Дидье. Желто-зеленые пятна сари, сохнувших на балконе. Карла достает из сумочки новенький паспорт от “Кришну и Виллу”. Страницы раскрываются веером,среди них мелькает штамп “ZACHEM”. Дети бегут по проспекту Махатмы Ганди мимо фонтана Флоры и вокзала Виктории. – Паус алла! С’алла гхурри! – кричат они. – Ураган приближается! Пошли домой! Шныряют крысы.
Многообещающие выкрики точильщиков ножей, набивальщиков матрасов, печников. С асфальта поднимается мелкий бумажный мусор. Порывы ветра усиливаются. Из ресторана «Леопольд» выходит человек: глаза-вонючий сорняк, за поясом – АПС. Сильный порыв ветра выхватывает у него пачку банкнот. Рупии и доллары крутятся в беспорядочном танце. С головы уличного фокусника срывается цилиндр. Ветер набирает обороты. Воронка увеличивается. Прокаженный пытается спросить: «Зачем?», но из его горла доносятся только звуки – б, ф, п, и, в, м, у. На бешеной скорости, пробив витрину магазина, в воронку врывается немецкий перевод «Мертвых душ». Глаза, как листья кувшинки после дождя, с сожалением провожают книгу. Воронка разрастается и поглощает все: манчестерский код, партитив и генетив, комплексные числа, валентность, закон Виета, норвежскую букву «Ø». Последними, отчаянно сопротивляясь, и сначала, как бы нехотя, отрываются «ЖИ» и «ШИ» и со свистом исчезают в разбушевавшейся стихии. Потоки воды сверху. Хлопает крышка. Гаснет свет. Тишина и запоздалое осознание зачем.

Меня тронуло. Да ещё как! Только вот не до глубины души, а более жестоко и низменно: до печенки проела меня эта книга. И сердце болит. Вот сколько читала книгу, столько и мучилась. Только не от сострадания, а от негодования: почему злостному преступнику — убийце, наркоману и грабителю — в тюрьме выдали ручку и бумагу и разрешили писать?!
Неееееет, не стал он на путь исправления, иначе не наваял бы этот «шедевр»! Убийцей был — убийцей и остался.

Краткое отступление.

Теоретическое пособие для потенциальных киллеров. Убийство и причинение тяжкого вреда здоровью при помощи томика «Шантарама»
1.Самый простой: от всей души, которую уже тронуло это творение, шантарамахнуть жертву по башке. Смертельный исход гарантирован.
Недостаток один: придется потратиться на книгу. А это не так уж и дешево.

• Читать жертве вслух. Желательно с выражением. Особенно когда описываются любовные страсти и томления.

Или же, наоборот, милые драчки и прочие сцены насилия.

Рвотный рефлекс гарантирован.
3. Заставлять жертву читать самостоятельно. Либо сдвинется, либо ослепнет, либо уснет и не захочет просыпаться.

Нет, автор, конечно, молодец!Вышел из тюрьмы — куда податься? Чем семью кормить? Ага! Так вот же она Золотая Жила, книжечка недописанная! И ведь смог же сей монументальный труд издателям впарить! Сколько же они его читали??? А теперь-то понятно, надо свои денежки возвращать и приумножать. Вот и впаривают нам это «нечто» с хвалебными отзывами.

Ну да, ну да! Кто эти люди, что писали подобные вещи?! Нет, вопрос некорректный. Сколько же надо заплатить, чтобы люди написали подобные хвалебные отзывы?! Тоже некорректно, зато честно.

Краткое отступление.

Кому следует прочитать «Шантарам»
1.Людям, которые любят индийское кино. Огромное количество персонажей, буйство запахов (не всегда приятных) и красок, колоритное описание местной экзотики, пышные накрученные фразы. Многобукаф, короче.
2.Тем, кому не чужда блатная романтика. Все нарушители закона — душки и мимимишки. Любят деток, уважают старших, помогают бедным и убогим.
Представители власти и государства — злобные твари, которых надо мочить, мочить, мочить…
3.Тем, кому интересны легенды о птице Феникс. Это же прямо наш герой! Ничего, что наркоман и преступник. См. пункт №2. Он — няшка! А еще неуязвимый, неуловимый и возрождающийся прямо на глазах. Шантарамушка наш!!!

Ну и напоследок ложку меда в бочку дегтя. Все-таки есть в этой книге то, что мне понравилось безусловно. Вернее, кто. Прабакер. Единственный герой, который вызывает искреннюю симпатию. Жаль, что книгу он не спас! Но автору — плюс в карму.

О том, что у этой книги сомнительные литературные достоинства, я предполагал ещё до начала чтения. И потому никаких корчь, мук или каких-то иных страданий и разочарований у меня не было — я принял эту книгу такой, какая она есть. А отсюда уже пошлО всё остальное — поскольку я заранее освободился от всяких предубеждений, то чтение романа-повествования стало и интересным и, как минимум, удовлетворительным (ведь удовлетворительно означает, что нечто удовлетворяет все потребности, а чего же ещё желать!). Но на самом деле эта книга имеет целый ряд достоинств.

Ну, скажем так, она довольно полно представляет нам картины относительно современной (восьмидесятые годы прошлого века) городской жизни в Индии, ну, или в Бомбее/Мумбаи. Причём художественности при этом в описаниях и размышлениях автора не так много, как реалистичности и даже, возможно, документальности. Понятно, что каждый претендующий на документальность попадает в ситуацию, когда он всё пишет сугубо субъективно, но если автор честен и не подмешивает умышленно ничего личного, то уже от его способности быть простым Наблюдателем и Изобразителем зависит степень достоверности этой документалистики. В данном случае автор описывает сельский и городской быт с таким количеством мелких деталей и подробностей, что сливаясь, они как мозаичное полотно дают цельную общую картину. Второе соображение, касающееся вот этой документальной составляющей книги — было бы недурно снабдить её солидным фотоальбомом, чтобы читающий мог с помощью зрения дополнить и раскрасить всё, о чём нам пишет Г.Д. Робертс. И третье соображение по поводу этой самой предполагаемой документальности романа — поскольку действие романа перемещается в разные места страны и даже за её пределы, то ширина и глубина охвата жизненных картинок становится уже новым качеством — книга попросту превращается в некий своеобразный Путеводитель по субконтиненту, только безо всяких интуристовских оттенков.

Второе достоинство книги — в ней содержится довольно большой пласт философских — сформированных, оправданных и подтверждённых самой жизнью — рассуждений и умозаключений. И потому довольно много чего можно было бы вынести в цитатник. Понятное дело, что многие эти философствования могут быть (или казаться) сомнительного качества и ценности, да и попросту спорными, однако подтолкнуть читающего "Шантарам" к формированию собственного отношения к затронутой идее или теме они вполне способны — а разве не в этом и состоит одна из ценностей любой читаемой книги!?

Особой ценностью лично для меня стали страницы о пребывании нашего ГГ в обычной индийской деревне. По объёму эта глава совсем не велика, но всё-таки превращение австралийца/новозеландца в индийца произошло именно во время этого полугодового пребывания среди самых простых и совершенно нецивилизованных жителей сельской Индии. А обыкновенные непросвещённые люди показаны с такой любовью и с таким уважением, что их имена и характеры запоминаются пожалуй что как самые важные и определяющие. Не зря считается, что любая страна по-настоящему познаётся в маленьких сельских городках и деревнях...

Вообще структурно книга разбивается на насколько сюжетно разделённых разделов. И каждый раздел имеет свои особенности, свои плюсики, и свои минусики. Но мне более значимой показалась вот какая особенность книги — по мере чтения возникает стойкое впечатление, что автор сам не знает, какого жанра книгу он пишет. И если первые разделы, включая жизнь нашего ГГ в трущобах, читаются в бОльшей степени как матёрый реализм, то потом книга неожиданно превращается в гангстерский... ну, может и не боевик, но определённо в криминально-гангстерское Нечто. С тем, чтобы затем этот боевик приобрёл черты военно-политического детектива и даже боевика с примесью психологического триллера. А концовка романа в отдельных главах и вообще является боевиком чистой воды — со стрельбой и резнёй, драками и расчленёнкой. Вот. Но автору этого мало, и он переплетает ткань книги яркими любовными линиями самого разного окраса — от романтических и возвышенных и до низменно-плотских, что придаёт роману мелодраматические приметы и признаки. Хорошо, что авторское послесловие и эпилог поясняют нам, что книга писалась довольно длительное время и частью была уничтожена, а затем восстановлена — понятно, что наверное Робертсу было весьма сложно выдержать единство стиля...

Но всё-таки есть то слово, тот термин, который точно характеризует книгу и объединяет все её части вместе и воедино. Это слово БОЛЛИВУД. И даже не потому, что в книге эта киноиндустрия современной Индии вплетена в сюжет, а просто от книги ощутимо веет БОЛЛИВУДом — и герои книги изъясняются с болливудскими интонациями и модуляциями, и одеваются они соответственно, и даже знаменитые индийские танцы и песни распиханы и рассованы по тексту книги в самые разные места, даже и туда, где их уже и не ожидаешь. И потому книга так и просится на большой экран...

–Привет, Линбаба. Говорят, ты тут обнимаешься с медведями.

Книга сидит возле кривой лачуги. Декорации индийских трущоб, на заднем плане беспрерывно курят четыре человека.

Я: Ты не книга, а мучитель.
Шантарам: Почему это, йаар! (дружище, браток (хинди))
Я: Тебе удалось избавится от всего, что я люблю.
Шантарам: Чего, чутиа? (Неотесанный грубиян, грязный проходимец и т. п. (хинди)).
Я: Так же люблю умную лаконичность. А ты! Жирный кирпич, полный неимоверного количества описаний, никому не нужных портретных характеристик даже не второстепенных героев…
Шантарам: Ибо каждый удар человеческого сердца — это целая вселенная возможностей.
Я: Кстати, о персонажах. Они даже не люди. Всех поголовно можно одеть в плащи суперменов. Сплошь умные сильные мудрые наркоторговцы и проститутки. Опиумные наркоманы изрекают истины, и готовы ровняется с Буддой в этом. А закоренелые преступники соревнуются уровнем чувствительности с девочками-подростками, оплакивающими любовь Эдварда и Беллы. А что это за перевод имени ГГ с хинди?...
Шантарам: Истина в том, что нет хороших или плохих людей. Добро и зло не в людях, а в их поступках. Люди остаются просто людьми, а с добром или злом их связывает то, что они делают - или отказываются делать. Истина в том, что в одном мгновении настоящей любви, в сердце любого человека - и благороднейшего из всех, и самого пропащего - заключена, как в чашечке лотоса, вся жизнь, весь ее смысл, содержание и назначение. Истина в том, что все мы - каждый из нас, каждый атом, каждая галактика и каждая частица материи во Вселенной - движение к Богу.

Я делаю facepalm. Шантарам начинает курить чаррас.

Шантарам: Все сказал? Почему так смотришь, недоброжелатель мой. Раз я книга, значит мне курить нельзя, нa?
Я: Э…
Шантарам: Но посмотри на Индию во мне. Разве не интересно читать о трущобах и обычаи мыться в верхних трусах? Повсюду контраст между тем, что хорошо знакомо и непривычным.
Я: Признаюсь, декорации убедительные. Но на одном антураже далеко не доедешь. Хорошая обертка не сильно влияет на вкус конфеты.
Шантарам: То хорошее, что в нас есть, всегда в какой-то степени основывается на нашей самоуверенности.
Я: Заканчивай уже философствовать не к месту.
Шантарам: Тогда вот тебе! «Затем сделала еще один большой глоток. Бутылка была наполовину пуста. Я понял, что скоро ее напыщенная связная речь сменится невнятным бормотанием…»
Я: Описание? Только не это!!!
Шантарам: «Вся территория была опутана сетью сходящихся и расходящихся маневровых путей…»
Я: Нет!!!
Шантарам: «Недалеко от входа находился открытый туалет, скрытый от глаз высокой травой и тростниковыми циновками…»
«Под фуфайкой у него был перекинут через плечо тонкий выцветший бело-розовый шнур…»

Шантарам выплевывал все новые и новые описания. Разные части себя.
Я начал тонуть в них. Воздуха совсем не оставалось…

Многие туристические сайты пестрят информацией о том, что Индия – это страна контрастов. И знаете, я с этим согласна. Доброта и широкие улыбки, танцы и песни, благополучно соседствуют с нищетой, убийствами и наркотиками.
Те, кто знаком с этой страной по индийским фильмам, будут наверное немного разочарованы, увидев, что сердце Бомбея выглядит примерно так:

Да, трущобы простираются по всему городу на много километров, соседствуя с современными офисными зданиями и богатыми домами. Но в них также, как в закипающем чайнике, бурлит жизнь – люди работают, женятся, заводят детей.

Но вернемся к книге. Да, скажу честно, аннотация к ней пугает. Страшно, знаете ли, оказаться мертвой или бессердечной. После таких вот аннотаций только из-за одного чувства противоречия хочется пройти мимо. Я бы скорее всего так и сделала, но флэшбом обязывает, тем более первое, что я узнала прочитав несколько страниц, что книга автобиаграфична.
Ага, - подумала я. Ведь так интересно прочитать про жизнь сбежавшего из тюрьмы австралийца, который волею случая (или судьбы, уж не знаю как лучше сказать) оказался в загадочной Индии.

И действительно, первая половина книги не разочаровывает. Знакомство главного героя с новым другом Прабакером, путешествие вместе с ним в индийскую деревню, жизнь в трущобах, лечение больных, конечно любовь – все так интересно и захватывающе, что было трудно оторваться.

Но вот война в Афганистане меня затормозила. Возникло ощущение, что главы, связанные с ней, автор взял из какого-то другого романа. Несколько раздражали и описания автором себя любимого (и добрый то он, и преданный, и справедливый) и философские рассуждения, но это уже скорее из разряда придирок.

В целом же книга мне очень понравилась. Не соглашусь я с тем, что описанные в ней кровь и грязь омерзительны и вызвают лишь отвращение. Если их убрать, то книга потеряет много правды, которая, хоть и жестока, но все же является отражением жизни автора.