Н. В. Гоголь. Избранные произведения

Нет, братцы, так любить, как русская душа,- любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал Бог, что ни есть в тебе, а... - сказал Тарас, и махнул рукой, и потряс седою головою, и усом моргнул, и сказал: - Нет, так любить никто не может! Знаю, подло завелось теперь на земле нашей :ду­ма­ют толь­ко, что­бы при них были хлеб­ные сто­ги, скир­ды да кон­ные та­бу­ны их, да были бы целы в пог­ре­бах за­пе­ча­тан­ные меды их. Пе­ре­ни­ма­ют черт зна­ет ка­кие бу­су­ман­с­кие обы­ча­и; гну­ша­ют­ся язы­ком сво­им; свой с сво­им не хо­чет го­во­рить; свой сво­его про­да­ет, как про­да­ют без­душ­ную тварь на тор­го­вом рын­ке. Ми­лос­ть чу­жо­го ко­ро­ля, да и не ко­ро­ля, а пас­куд­ная ми­лос­ть поль­с­ко­го маг­на­та, ко­то­рый жел­тым че­бо­том сво­им бьет их в мор­ду, до­ро­же для них вся­ко­го брат­с­т­ва. Но у пос­лед­не­го под­лю­ки, ка­ков он ни ес­ть, хоть весь из­ва­лял­ся он в саже и в пок­лон­ни­чес­т­ве, есть и у то­го, брат­цы, кру­пи­ца рус­с­ко­го чув­с­т­ва. И прос­нет­ся оно ког­да-нибудь, и уда­рит­ся он, го­ре­мыч­ный, об полы ру­ка­ми, сх­ва­тит себя за го­ло­ву, прок­ляв­ши гром­ко под­лую жиз­нь сво­ю, го­то­вый му­ка­ми ис­ку­пить по­зор­ное де­ло. Пус­ть же зна­ют они все, что та­кое зна­чит в Рус­с­кой зем­ле то­ва­ри­щес­т­во! Уж если на то пош­ло, что­бы уми­рать, – так ни­ко­му ж из них не до­ве­дет­ся так уми­рать!.. Ни­ко­му, ни­ко­му!.. Не хва­тит у них на то мы­ши­ной на­ту­ры их!

Отец любит свое дитя, мать любит свое дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь свое дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови, может один только человек. Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей. Вам случалось не одному помногу пропадать на чужбине; видишь – и там люди! также божий человек, и разговоришься с ним, как с своим; а как дойдет до того, чтобы поведать сердечное слово, – видишь: нет, умные люди, да не те; такие же люди, да не те! Нет, братцы, так любить, как русская душа, – любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал Бог, что ни есть в тебе, а… – сказал Тарас, и махнул рукой, и потряс седою головою, и усом моргнул, и сказал: – Нет, так любить никто не может!

– Прощайте, то­ва­ри­щи! – кри­чал он им свер­ху. – Вс­по­ми­най­те меня и бу­ду­щей же вес­ной при­бы­вай­те сюда вновь да хо­ро­шень­ко по­гу­ляй­те! Что, взя­ли, чер­то­вы ля­хи? Ду­ма­ете, есть что-нибудь на све­те, чего бы по­бо­ял­ся ко­зак? Пос­той­те же, при­дет вре­мя, бу­дет вре­мя, уз­на­ете вы, что та­кое пра­вос­лав­ная рус­с­кая ве­ра! Уже и те­перь чуют даль­ние и близ­кие на­ро­ды: по­ды­ма­ет­ся из Рус­с­кой зем­ли свой царь, и не бу­дет в мире си­лы, ко­то­рая бы не по­ко­ри­лась ему!..

Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи! Всмотритесь в нее. С середины неба глядит месяц. Необъятный небесный свод раздался, раздвинулся еще необъятнее. Горит и дышит он. Земля вся в серебряном свете; и чудный воздух и прохладно-душен, и полон неги, и движет океан благоуханий.“ Божественная ночь! Очаровательная ночь! Недвижно, вдохновенно стали леса, полные мрака, и кинули огромную тень от себя. Тихи и покойны эти пруды; холод и мрак вод их угрюмо заключен в темнозеленые стены садов. Девственные чащи черемух и черешен пугливо протянули свои корни в ключевой холод и изредка лепечут листьями, будто сердясь и негодуя, когда прекрасный ветреник — ночной ветер, подкравшись мгновенно, целует их. Весь ландшафт спит. А вверху всё дышит, всё дивно, всё торжественно. А на душе и необъятно, и чудно, и толпы серебряных видений стройно возникают в ее глубине. Божественная ночь! Очаровательная ночь! И вдруг всё ожило: и леса, и пруды, и степи. Сыплется величественный гром украинского соловья, и чудится, что и месяц заслушался его посереди неба...

Из­вес­т­но, ка­ко­ва в Рус­с­кой зем­ле вой­на, под­ня­тая за ве­ру: нет силы силь­нее ве­ры. Неп­ре­обо­ри­ма и гроз­на она, как не­ру­кот­вор­ная ска­ла сре­ди бур­но­го, веч­но из­мен­чи­во­го мо­ря. Из са­мой сре­ди­ны мор­с­ко­го дна воз­но­сит она к не­бе­сам неп­ро­лом­ные свои сте­ны, вся соз­дан­ная из од­но­го цель­но­го, сп­лош­но­го кам­ня. От­в­сю­ду вид­на она и гля­дит пря­мо в очи ми­мо­бе­гу­щим вол­нам. И горе ко­раб­лю, ко­то­рый на­не­сет­ся на нее! В щепы ле­тят бес­силь­ные его снас­ти, то­нет и ло­мит­ся в прах все, что ни есть на них, и жал­ким кри­ком по­ги­ба­ющих ог­ла­ша­ет­ся по­ра­жен­ный воз­дух.