Котлован. Ювенильное море

Мужик изо всех темных своих сил останавливал внутреннее биение жизни, а жизнь от долголетнего разгона не могла в нем прекратиться.

Летние вечера не изменились с тех пор, — и он любил тогда следить за прохожими мимо; иные ему нравились, и он жалел, что не все люди знакомы между собой.

-Товарищи, мы должны мобилизовать крапиву на фронт социалистического строительства! Крапива есть не что иное, как предмет нужды заграницы...

Трудись и трудись, а когда дотрудишься до конца, когда узнаешь все, то уморишься и помрёшь.

От жизни все умирают - остаются одни кости.

- Очнись! - сказал ему Чиклин. - Ляжь с медведем и забудься.
- Истина, товарищ Чиклин, забыться не может...

Однако ему по прежнему было не ясно на свете, и он ощущал в темноте своего тела тихое места, где ничего не было, но ничто ничему не препятствовало начаться.

Вощев снова стал рыть одинаковую глину и видел, что глины и общей земли еще много остается — еще долго надо иметь жизнь, чтобы превозмочь забвеньем и трудом этот залегший мир, спрятавший в своей темноте истину всего существования.

Ну, стой. Ты, наверно, интеллигенция — той лишь бы посидеть да подумать.
— Пока я был бессознательным, я жил ручным трудом, а уж потом — не увидел значения жизни и ослаб.