Котлован. Ювенильное море

Сытая лошадь, разметав снег и вырвав почву на ходу, срочно скрылась вдалеке.

Одна заблудившаяся муха попробовала было сесть на ледяной лопух, но сразу оторвалась и полетела, зажужжав в высоте лунного света, как жаворонок под солнцем.

Ты три руки, а то окоченеешь: воздух большой, а ты маленькая!

Постепенно мужики рассопелись и начали охаживать вокруг друг друга, а бабы весело подняли руки и пошли двигать ногами под юбками.

Ночь стояла смутно над людьми, и больше никто не произносил слова, только слышалось, как по-старинному брехала собака на чужой деревне, точно она существовала в постоянной вечности.

Собака, не видя человека, вошла в сарай и понюхала заднюю ногу лошади. Потом она зарычала, впилась пастью в мясо и вырвала себе говядину. Оба глаза лошади забелели в темноте, она поглядела ими обоими и переступила ногами шаг вперед, не забыв еще от чувства боли жить.

Уж ничего не скажет теперь Сафронов из своего ума, и Козлов не поболит душой за все организационное строительство и не будет получать полагающуюся ему пенсию.

Они лежали рядом на столе президиума, покрытые знаменем до подбородков, чтобы не были заметны их гибельные увечья и живые не побоялись бы так же умереть.

Сафронов сам попросил девочку поскучать о нем, потому что она одна здесь сердечная женщина.

— Надежда Михайловна, — сказал он, — что, если мы ликвидируем всех пастухов, а коров поручим быкам. Високовский мне говорил, что бык — это умник, если его приучить к ответственности: субъективно бык будет защитником коров, а объективно — нашим пастухом!