Дунай

«Дунай» Клаудио Магриса переведен более чем на тридцать языков, теперь он выходит и на русском. Пускаясь в увлекательное путешествие сквозь века истории и культуры дунайских стран, автор, с его энциклопедическими познаниями и безграничным любопытством, приглашает читателя следовать за ним вдоль всего течения Дуная, важнейшей артерии европейской истории, — от Баварских Альп, через Австро-Венгрию и Балканы, до Черного моря. Посещая города, лежащие на этом пути, Магрис обращается к великим призрак...

Жанры

Рейтинг LiveLib

3,8

33 оценки

5
24%
4
52%
3
15%
2
9%
1
0%

Ваша оценка

Прочитали 32Хотят прочитать 177

Рецензии

Аноним29 августа 2016 г.
Дунай не нужен
На Траяновой колонне в Риме изображен речной бог Данубиус (или Дунай в переводе с латыни). Колонну поставили в 113 году н.э. в честь победы Траяна над даками. Облик Данубиуса тогда впервые украсил римский денарий. Древние кельты верили в Дану - созидательницу, прародительницу и матерь богов. Название реки Дунай - кельтского происхождения и того же корня. Дану была покровительницей реки и сама же была рекой, в соответствии с удивительной языческой логикой:
Магрис не пишет об этом. Магрису не нужен Дунай. Под обложкой - не книга о реке, а трактат по литературоведению, который автор заворачивает в художественную обертку. Среди героев - не только писатели, но и профессиональные филологи. При этом тексты Лукача - что подозрительно - автору милее любой поэзии-прозы. Написать рецензию на Дунай значит больше (или меньше), чем написать рецензию на рецензию. Это будет рецензия третьего порядка.
Книга похожа на гамбургер без котлеты. У Магриса мягкие булки и приправы что надо, но из его закусочной уходишь голодным, потратив уйму времени и заплатив по счету прилично выше среднего. Про автора Дуная не скажешь, что он любит книги. Он любит предмет. Его литературоведение - мертвая вода. Если вы до сих пор не читали Кафку, то вам не захочется, с Музилем - то же самое. Эти двое у Магриса всегда идут парой: они - Чук и Гек дунайской одиссеи.
Ухоженные клумбы бывшего санатория внезапно будят в Магрисе сексолога - маленького доктора Фрейда:

Перед женской по своей сути зеленью Кафка, несмотря на собственное величие, наверняка испытывал почти гротескное отчаяние, вызванное неуверенностью в себе как в мужчине, потребностью в мелочной самозащите.
Не хочу думать о том, что случилось у бедняги Клаудио в этом парке и в этой зелени, отмечу только, что остальной Дунай написан на таком же примерно уровне. Обещанный в аннотации Витгенштейн промелькнет пару раз в Вене, где автор особенно разошелся. Витгенштейн - как тревожащая путешественника гроза на горизонте. Одним всполохом мысли он способен уничтожить дотла шестьсот тридцать страниц и пятьсот тридцать граммов магрисова говнодискурса.
Слащаво-поучительным тоном и проблематикой книга на первых порах напоминает Имя розы , написанное в это же примерно время и в этом же примерно месте. Понимание того, что Дунай не постомодернизм, в отличие от романа Эко , приходит постепенно. Полуистории и недовысказывания - не элемент игры, а стремление изобразить текучесть, быструю воду (так Дунай переводится с кельтского). Страниц двести может проплыть читатель по этому течению весело и беззаботно: Магрис - отличный стилист - умеет писать не только красиво, но и легко. С каждой, впрочем, страницей река замедляет ход: почти незаметно слова становятся строже, панорамы скучнее, уходит легкость. Проявляется авторский замысел - и он не нравится. Наконец, в середине австрийских глав обнаруживаешь себя по пояс завязшим болоте.
Надо сказать несколько слов про структуру. Книга разбита на крупные главы по странам-местностям. Порядок - по течению Дуная: от истока до дельты. Каждая глава образует той или иной степени законченности трэвелог с элементами поэмы в прозе. Но это только по контурам. Внутри, как было сказано, филология - с отступлением в сферу общественной мысли. Так пару раз монолог срывается в покрытый мхом и лишайником политический срач:

Правые склонны к патриотизму, вот только куда чаще и охотнее они стреляют не в тех, кто вторгается на их родину, а в своих соотечественников.
Вы найдете много слов про европейскую интеграцию: об этой проблеме уже лет тридцать рассуждает каждый первый гуманитарий в Европе. На втором месте - проблема нацизма, хотя Дунай тек не там. Рудольф Гесс, комендант Освенцима тоже никогда не жил на Дунае, но Магрис познакомит нас с этим человеком ( Человек ли это? ) и проведет экскурсию по концлагерю.
Заглянув в оглавление, я был удивлен: две трети тома занимает немецкоговорящий Дунай: Германия и Австрия. По факту дела обстоят еще хуже. После австрийской границы немецкий Дунай продолжается. Автору не лень отъехать от реки на сотню-другую километров, если в городе или селе есть немецкая община. Сколько немцев уехало в позапрошлом веке из Бела-Црквы? Как звали того саксонского булочника? В немецких местах и местечках становится скучно невыносимо. Автор там чуть ли не перепись населения проводит. При том, что про Белград в сумме написано две с половиной страницы, и они о том, что в городе немцев нет. Зибенбюрген действительно не становится Семиградьем - и в этом нет дефекта локализации. У Анны Ямпольской с эрудицией (и не только с ней) полный порядок: просто автор принципиально использует немецкие топонимы везде, где возможно.
Один из персонажей книги - гегелевский Мировой Дух. Понятно, германского происхождения. Этот дух стекает по Дунаю в Балканы из Шварцвальдских гор, оставляя свои семена в стерильной славянской почве. Глазом не успеваешь моргнуть, как пустыня расцветает под ультракрасными лучами истории (таковые упомянуты в книге). Из тьмы вековой дикости лезут наверх культурные всходы.

Редкие, сохраненные на протяжении столетий достоинства сделали немцев римлянами Миттель-Европы, наложили печать единой цивилизации на смесь самых разных народностей.
Автор честно сознается в своей германофилии. Даже австрийская национальная идея, по его словам, - это либо немецкость, либо ничто. Высланных из Чехословакии немцев Магрис называет важнейшей составной частью страны, а словаков - сухим навозом, субстратом истории. Это слово - субстрат - звучит в отношении славян постоянно. О движущих силах истории Магрис рассуждает почти как свой соотечественник - барон Юлиус Эвола. Или наш Гумилев-сын-Гумилева. Алиби автора - в том, что он марксист - корректный и мирный. Такого не убьют палками в Европарламенте.

За последние десятилетия никто не исследовал дунайский миф так всесторонне, никто не написал о главной староевропейской реке так толково и страстно, как этот почтенный профессор германистики из Триеста.
Это слова Андрея Шарого - журналиста Свободы, - который напрасно расшаркивается перед Магрисом в собственной дунайской эпопее . У Шарого получилось лучше - так я могу судить по нескольким прочитанным отрывкам. Со страстью у почтенного профессора все в полном в порядке - даром что ли итальянец? - но с толком не вышло.

Фракийцы оплакивали рождение, приносившее человеку столько забот, и праздновали окончание жизни, избавлявшее от бед и дарившее блаженство.
С книгой - тот же фокус: последние страницы переворачиваешь с ликованием: текст утомляет чрезвычайно и не дает ничего ни для души, ни для ума.
Напоследок хочу, однако, сказать несколько слов в оправдание автора. В августовском номере Иностранки за этот год опубликованы три рассказа Магриса, которые почему-то назвали эссе. Так совпало, что я прочел их сразу после Дуная - из любопытства и без охоты. Оказалось, что тексты неплохи: они о любви, в них есть настоящее чувство. Магрис-мыслитель проигрывает Магрису-лирику, и в том же Дунае строки, посвященные спутнице и музе Франческе, - не просто лучшие, но единственно стоящие.
Читать далее
10
606
Аноним15 октября 2016 г.
Сразу скажу, что эта книга для тех, кто хочет стать умнее. Автор с помощью мысли пытается запечатлеть в основном прошедшее и немного своё время. Давно я не читала книгу не выпуская карандаш из рук и не делая столько ремарок на полях. Каждая страница насыщена информацией ( правда иногда для меня и не совсем нужной). Много незнакомых терминов, слов (эгалитарное правосудие, трансгрессивный мистицизм, экуменическое величие и т.п.). Часто приходилось заглядывать в словари. У автора накопилось достаточной знаний по истории, литературе и философии, чтобы написать хорошую книгу. От этого иногда имеются резкие переходы от истории к философии, от политики к литературе, бессвязная последовательность глав.Мысль скачет напоминая броуновское движение. Иногда я с автором не соглашалась. Например : "...упорна защита своих корней порой может обернуться рабской привязанностью к прошлому". В следующей главе он на мой взгляд с иронией цитирует Хайдеггера : "...во всем мире разворачивается процесс, угрожающий лишить человека корней, главного , что связывает его со вселенной". Магрис как бы смакует смешение и перемещение народов в Европе. Никто не может найти своих корней. Плавильный котёл варит исправно. И на мой взгляд автор это одобряет. Понравилась Глава 13 "Двуглавый и морской орёл". Очень точно о животной сущности человека. Всё очень убедительно. Захотелось стать вегетарианцем. Человеку "невозможно жить, не разрушая при этом животной жизни". Или : "мир людей...вынуждает возводить своё здание на страданиях животных". Автор по сути сравнивает немецкого врача-изувера Менгеле со всем, что делает человечество по отношению к животным. Немецкую цивилизацию автор считает великой, славянские народы субстратом, Сталина сравнивает с Гитлером. Есть вопрос к переводу А.Ямпольской. Почему Французский государственный деятель барон Жорж Эжен Осман стал бароном Гаусманом? Вообщем книгу рекомендую к прочтению. Есть о чём подумать, о чём жарко с автором поспорить, что взять на заметку.
Читать далее
9
649
Аноним12 августа 2016 г.
Очаровательный сборник эссе обо всем на свете, но со сквозной дунайской темой.
Русский перевод подкачал. В некоторых местах переводчик то ли забыл погуглить незнакомые слова (типа Зибенбюргена, который по-русски правильней называть Семиградьем), то ли понадеялся (и зря), что его эрудиция равна эрудиции Магриса, то ли не удосужился поставить сноску с указанием наиболее распространенного названия. Перевод требует, конечно, тщательной вычитки и редактуры. Надеюсь, что будет второе издание.
1
338

Все рецензии

Цитаты

Аноним22 апреля 2016 г.
Мы переживаем события, произошедшие много лет или десятилетий назад, как современные, в то время как факты, произошедшие месяц назад, испытанные тогда чувства зачастую кажутся далекими, окончательно забытыми. Время истончается, оно то удлиняется, то сжимается, то собирается в осязаемые сгустки, то рассеивается, подобно пелене тумана, разреживется, а после и вовсе растворяется; кажется будто время несется не по одной колее, а по нескольким, колеи эти сходятся и расходятся, а время летит по ним в самых разных, противоположных направлениях.
Читать далее
1
153
Аноним15 октября 2024 г.
" Причуда возвращать к жизни формы, когда породившая их историческая необходимость уже исчезла, - проявление постмодернизма, свойственной китчу любви ко всему фальшивому и кричащему, любви к идеологии, у которой ампутировали все идеи; это лишённая основания культура, у которой нет ничего общего с мощным, тяжёлым фундаментом Карл-Маркс-Хофа."
0
28
Аноним22 апреля 2016 г.
Он был одним из лжецарей, на которые так щедра славянская история; одним из разбойников-узурпаторов, которыми поначалу двигает жажда наживы, и которые, сами того не желая, благодаря способностям вырастают до настоящей политической роли, а в конце вновь превращаются в разбойников, и история вырывает их, словно сорняк.
0
137