Когда здесь была Марни

Не знаю. Я, чего доброго, влюблюсь в кого-нибудь, кто меня совсем даже не полюбит. У меня всё криво выходит... Я, может, вместо этого собак буду держать. Построю будки, питомник устрою...

Чем дольше живешь, тем труднее становится вот так ткнуть пальцем и заявить: в этом виноват он, а в этом – кто-то другой.

Анна плакала, и постепенно её охватила странная печаль, светлая и даже приятная. Такую печаль мы чувствуем, когда завершается нечто очень хорошее: это вовсе не скорбь о внезапной и безвозвратной потере.

Чайки иногда подлетали ближе и принимались хлопать крыльями и скандально орать, ссорясь из-за рыбёшки в приливных лужах. Иногда же – уносились далеко и оглашали пляж скорбными жалобами. Тогда Анне и самой хотелось плакать. Не настоящими слезами, конечно, а так, в душе. Крики чаек казалось голосами из прекрасного и безвозвратного прошлого, напоминали о чём-то, что она некогда любила и потеряла... и больше уже не найдёт.

Анна мигом напустила на себя чопорный вид, натянула «обычную» физиономию.
Какое счастье – они направлялись вовсе не к ней.
<...>
Однако чувство свободы успело незаметно смениться ощущением одиночества.

Ну, пойду свои книги проведаю. Сорок миллионов штук, и все надо прочитать, а потом расставить…

Других легко в трусости упрекать.

Несколько небольших кораблей стояли на якоре, слегка покачиваясь, - приливное течение как раз меняло направление. Анне показалось, что дорога привела ее в совершенно иной мир. Это был мир уединения и спокойствия. Море, корабли, птицы... огромное небо над головой...

Если всё время молчать ,как они тогда узнают, что ты тоже хочешь.

Никто никогда не догадывался ни о чём, что было для неё по-настоящему важно.