О Ленине

«Что за вздор? Я запсиховала от голода, — сказала я себе шепотом. — Это враги, захватчики, интервенты, и только». Так что же, мне жалко их? Нет! Но мне жалко… Мне жалко нас. Мне жалко нас вместе, как нечто существовавшее когда-то в прекрасном человеческом единстве, как нечто живое, целое и вдруг беспощадно и бессмысленно рассеченное кем-то Третьим — не человеком, кем-то чуждым человечности. Да, этот кто-то Третий рассек нас, единого Человека, единое человечество, и бросил рассеченные половины друг на друга, чтобы мы терзали и ненавидели друг друга, и встал между нами. Одна половина единого Человека по злобной воле Третьего лишнего грызет, терзает и ненавидит другую половину. Вот этого Третьего лишнего я ненавижу всей силой души и жизни. Этот Третий — фашист. Он терзает меня, он разбомбил дом Фрица, и тот чудом спасся из-под бомб, и немцы Фриц и Эрнст голодают так же, как я. У них тот же враг, что у меня. Вот этот Третий лишний — фашизм, гитлеризм.
Нет большего преступления перед человеком и жизнью, чем преступление Третьего.

Запомни эти дни.
Прислушайся немного,
и ты — душой — услышишь в тот же час:
она пришла и встала у порога,
она готова в двери постучать.

Она стоит на лестничной площадке,
на темной,
на знакомой без конца,
в солдатской, рваной, дымной плащ-палатке,
кровавый пот не вытерла с лица.

Она к тебе спешила из похода
столь тяжкого,
что слов не обрести.
Она ведь знала: все четыре года
ты ждал ее,
ты знал ее пути.

Ты отдал все, что мог, ее дерзанью:
всю жизнь свою,
всю душу,
радость,
плач.

Ты в ней не усомнился
в дни страданья,
не возгордился праздно в дни удач.
Ты с этой самой лестничной площадки
подряд четыре года провожал
тех — самых лучших,
тех, кто без оглядки
ушел к ее бессмертным рубежам.

И вот — она у твоего порога.
Дыханье переводит и молчит.
Ну день, ну два, еще совсем немного,
ну через час — возьмет и постучит.

И в тот же миг серебряным звучаньем
столицы позывные запоют.
Знакомый голос вымолвит: «Вниманье...»,
а после трубы грянут и салют,
и хлынет свет,
зальет твою квартиру,
подобный свету радуг и зари,
и всею правдой,
всей отрадой мира
твое существованье озарит.

Запомни ж все.
Пускай навеки память
до мелочи, до капли сохранит
все, чем ты жил,
что говорил с друзьями,
все, что видал,
что думал в эти дни.
Запомни даже небо и погоду,
все впитывай в себя,
всему внемли:
ведь ты живешь весной такого года,
который назовут — Весной Земли.

Запомни ж все! И в будничных тревогах
на всем чистейший отблеск отмечай.
Стоит Победа на твоем пороге.
Сейчас она войдет к тебе.
Встречай!

Еўропай кулакі паўзніманы гадамі.
Крыем іх грукатам. Назад! Прэч!
Стала велічэзным комуністам-арганізатарам
нават сама Ільічова смерць.
Ужо над трубамі, мільёнаў рабочых
рукі магутна за дрэўка схапілі,
чырвоным сцягам Чырвоная плошча
угору ўздымаецца буйнаю сілай.
З гэтага сцягу складкаю кожнай
зноўку жывы, заклікае Ленін:
— Пролетарыі, стройся да бойкі апошняй!
Рабы, разгінайце спіны, калені!
Армія пролетарыяў, магутна яна!
Няхай жыве рэволюцыя радасная і скорая!
Гэта — адзіная вялікая вайна
са ўсіх, якія знала гісторыя.

Ім ужо зямное кулі мала.
І рукой, пярсцёнкамі усыпанай ўсяляк,
цягнецца раскормленая рука капітала
захапіць чужы гарляк.
Ідуць, жалезам бразгаюць і ляскаюць.
— Забівайце! двум буржуям цесна! —
Кожнае сяло — магіла брацкая,
гарады — завод пратэзны.
Скончылася — сталы накрылі чайныя.
Пірагом на стале перамога над светам.
— Слухайце магіл галасы нутраныя,
кастылёў кастан'еты!
Хутка новыя ваенныя пачуеце весці.
Не даруе час вам гэтую віну.
Ён узнімецца, прыдзе і ён абвесціць
вам і вашай вайне вайну! —

Да ўнукаў пішу ў невялічкі памер
пажыццёвы капіталізма партрэт.
Капіталізм у маладыя гады
быў хлопец нічога, і спрытны аж з лішкам:
першы работаў — не баяўся тады,
што ў яго ад работ пацямнее манішка.
Трыко феадальнае цесна, адно!
Лез не горай, чым сёння лезуць.
Капіталізм рэволюцыямі сваёй вясной
расцвіў і нават падпяваў „Марсельезу“.
Машыну ён выдумаў і узаконіў.
Людзі і тыя аддадзены — ей!
Ён па ўсім свеце зусім незлічона
рабочых напладзіў дзяцей.
Ён царствы і графствы ў нутро сваё змёў
з каронамі іх і з арламі.
Разбух, як біблейская карова, ці вол,
аблізваецца. Язык — парламент.
З гадамі знясілела мускулаў сталь,
ён раздабрэў і распух,
такім-жа з цягам часу стаў,
як і яго гросбух.
Палац збудаваў — не пабачыш такога!
Мастак — не адзін! —па сценах паёрзаў.
Падлога ампірыстая, столь ракаковая,
сценкі — Людовіка XIV, Каторза.