Карьера Ругонов. Добыча

Под ивами стлались серые сумерки, лёгкие, душистые, как женская вуаль. И они чувствовали, как эта вуаль, согретая нежными касаниями ночи, овевает их, окутывает непреодолимой негой.

Волосы у неё были великолепные: чёрные, как смоль, жёсткие и прямые у лба, они поднимались подобно набегающей волне, струились по темени и затылку, как море, подёрнутое зыбью, волнующееся, непокорное, своевольное.

Полная луна лила яркий белый свет, какой бывает только зимою. В ту ночь всё было безмолвно, всё застыло от холода, но площадь уже не так зловеще чернела, как в ненастные ночи; она простиралась, залитая потоком лунного света, в неизъяснимой, тихой печали.

В тот момент разногласия не имели значения. Важно было одно — добить Республику. А Республика была в агонии. Ничтожная часть населения, не более тысячи рабочих из десяти тысяч жителей Плассана, продолжала еще приветствовать дерево свободы, посаженное на площади супрефектуры.

В Плассане политические события находили слабый отклик. (...). Пусть рушатся троны, возникают республики — город сохраняет спокойствие. Когда в Париже дерутся, в Плассане спят.

Долина казалась зачарованным, сказочным царством, где тени и свет жили странной, призрачной жизнью.

Громовые возгласы, призыв к борьбе и смерти, взрывы гнева, безудержное стремление к свободе, удивительное сочетание жажды разрушения с благороднейшими порывами поражали ее в самое сердце и, нарастая, проникали все глубже, причиняли ей сладостную боль, как мученице, которая улыбается под ударами бича.

Глупость этих господ расцветала пышным цветом, преисполняя все их существо сытым животным довольством.

Поцелуй пораждает любовников.

Зло становилось роскошью, цветком, вколотым в волосы, бриллиантом, украшающим диадему.