Осетинский язык и фольклор. Том I

По описанию, любезно предоставленному нам нашим сванским другом Иосифом Гуледани, ранг приготовляется следующим образом. «Из улья достают соты, полные меда, и тщательно выцеживают мед. Нагревают воду и смешивают выцеженный мед с нагретой водой в пропорции: 1 часть меда на 4 — 5 частей воды. Полученную смесь кипятят, затем ее наливают в глиняный сосуд и держат в теплом месте. Через неделю, а летом через 5 дней начинается брожение. С этого момента напиток уже годен к употреблению. Но он еще не опьяняет. Он представляет просто сладкий шипучий напиток. Чтобы сделать его хмельным, его надо долго выдерживать, не открывая сосуда. Чем больше он так выдерживается, тем больше приобретает крепости. При этом он не теряет и шипучести, так как брожение идет все время».

«Ко дню праздника Уацилла варили пиво.
В день праздника, наполняли большую чашу этим пивом и оставляли на целый год в „кувандоне" (святилище). Через год, в тот же день, когда народ приезжал на богомолье, из этого пива давали в небольших дозах больным (в частности эпилептикам). Считалось, что это исцеляет их. Так повторялось из года в год, и напиток назывался „алутоны баганы" т. е.
алутоновское пиво. Вместе с пивом оставляли особо приготовленный пирог.
Во время праздника Уацилла давали крошечные кусочки каждому богомольцу, предварительно обмакнув их в алутон. Богомольцы уносили кусочки домой и делили их между членами семьи. Этот пирог назывался „алутоны уалибах". т. е. алутоновский пирог».

Сакля была расположена на самом берегу Баксана, и шум реки в первое время очень меня донимал.
Днем он был не так заметен. Но ночью, когда умолкали все дневные шумы и звуки, неистовый рев Баксана, все более разрастаясь, становился оглушительным и, казалось, наполнял вселенную. В первое время этот грохот мешал мне спать, но вскоре я привык к нему и засыпал, как убитый.
А еще позднее, когда я расстался с Тегенекли и вернулся в Нальчик - я первые ночи опять не мог заснуть; казалось, что чего-то недостает.
И я понял: недоставало шума реки.

Памятной осталась поездка в кош к Махарскому перевалу. Мы провели там несколько дней с пастухами. Пили айран, чудесный напиток из овечьего молока, вроде кефира, но гораздо приятнее. От него чувствуешь прилив бодрости и силы и легкое и приятное возбуждение. Спали мы под открытым небом, и по утрам наши одеяла и бурки были мокрые от инея.
Умывались в горной речке, прозрачной, как слеза, и холодной, как лед.
Организм преображался в этой обстановке. Какая-то необыкновенная легкость и упругость ощущались в каждом мускуле, каждой клеточке . . .

И действительно, среди всех не-индо-европейских элементов, которые мы находили в осетинском языке, кавказский элемент занимает особое место, не столько по количеству — понятие количества бывает здесь трудно применимо — сколько по и н т и м н о с т и  и  г л у б и н е  в с к р ы в а ю щ и х с я  с в я з е й . Кавказский элемент вошел в осетинский не просто как внешнее влияние — подобно тюркскому, арабскому и др., а как с а м о с т о я т е л ь н ы й  с т р у к т у р н ы й  ф а к т о р , как своего рода вторая его природа.