Воскресение

Он чувствовал фальшь в этом положении просителя среди людей, которых он уже не считал своими, но которые его считали своим.

Нехлюдову было, как всегда, мучительно тяжело то, что для того, чтобы помочь угнетенным, он должен становиться на сторону угнетающих, как будто признавая их деятельность законною тем, что обращался к ним с просьбами о том, чтобы они немного, хотя бы по отношению известных лиц, воздержались от своих обычных и, вероятно, незаметных им самим жестокостей. В этих случаях всегда он чувствовал внутренний разлад и недовольство собой и колебание: просить или не просить, но всегда решал, что надо просить.

Тетушка, опять опустив лоб и зрачки, с любопытством уставилась на него.
– Мой дорогой, ты плохо кончишь, – сказала она.

– Да ведь народ бедствует. Вот я сейчас из деревни приехал. Разве это надо, чтоб мужики работали из последних сил и не ели досыта, а чтобы мы жили в страшной роскоши, – говорил Нехлюдов, невольно добродушием тетушки вовлекаемый в желание высказать ей все, что он думал.
– А ты что же хочешь, чтобы я работала и ничего не ела?

– Ну, да вот Mariette, вы находите, что может заниматься делами, – сказал Нехлюдов.
– Mariette? Mariette – Mariette. А это бог знает кто, Халтюпкина какая-то хочет всех учить.

– Надо просить еще об одной женщине. Она сидит несколько месяцев, и никто не знает за что.
– Ну, нет, она-то сама наверно знает за что. Они очень хорошо знают.

– Ну, все-таки я скажу мужу. Он их знает. Он всяких людей знает. Я ему скажу. А ты ему растолкуй, а то он никогда меня не понимает. Что бы я ни говорила, он говорит, что ничего не понимает. Это у него заранее решено. Все понимают, только он не понимает.

– Но как же мне говорили, что ты хочешь жениться на ней?
– Да и хотел, но она не хочет.
Катерина Ивановна, выпятив лоб и опустив зрачки, удивленно и молча посмотрела на племянника. Вдруг лицо ее изменилось, и на нем выразилось удовольствие.
– Ну, она умнее тебя. Ах, какой ты дурак! И ты бы женился на ней?
– Непременно.
– После того, что она была?
– Тем более. Ведь я всему виною.
– Нет, ты просто оболтус, – сказала тетушка, удерживая улыбку. – Ужасный оболтус.

Вспоминая теперь свое чувство сожаления к потере собственности, которое он испытал в Кузминском, Нехлюдов удивлялся на то, как мог он испытать это чувство; теперь он испытывал неперестающую радость освобождения и чувство новизны, подобное тому, которое должен испытывать путешественник, открывая новые земли.