Язык есть Бог. Заметки об Иосифе Бродском

Бенгт Янгфельдт — известный шведский писатель, ученый, автор многочисленных трудов по русской культуре, переводчик и издатель. Он выпустил впервые на русском языке переписку В. Маяковского и Л. Брик, написал книги о Маяковском и о выдающемся лингвисте Романе Якобсоне. А еще Бенгт Янгфельдт был многолетним другом, переводчиком и издателем Иосифа Бродского. Они часто встречались на протяжении многих лет, так как, став в 1987 г. Нобелевским лауреатом, поэт приезжал в Швецию каждое лето, найдя здесь...

Жанры

Рейтинг LiveLib

4,5

251 оценка

5
63%
4
31%
3
4%
2
1%
1
1%

Ваша оценка

Прочитали 278Хотят прочитать 624

Рецензии

Аноним8 февраля 2015 г.
На групповой фотографии, где собраны почти две сотни нобелевских лауреатов (в связи с девяностолетием премии в 1991 году), Иосифа нет. Он был не в состоянии ждать, пока все соберутся, и вышел покурить.
Проблемы с биографиями Бродского в том, что всегда это какой-то другой Бродский. Не тот, что был в предыдущих воспоминаниях. Но каждый из них вызывает холодок восторга. Горячий восторг - это вообще не про него. Только холодный. Только независимость и автономность. Только совершенство языка, как средство выжить.
А вы знали, что Бродский был влюблен в английский язык? При том, что стихи его на английском служили неиссякаемым источником язвительности критиков, вероятно справедливой.
Поэтому факты, голые факты:
Писать хорошо, стало его нравственным долгом.
Измена Басмановой была ему важнее, чем тюрьма и психушка, весь в переживаниях он почти не замечал происходящего.
Первым потрясением на Западе стало то, что Оден - гомосексуалист. Боготворимый Оден! Гомосексуалист! Лишь с годами, пообтесавшись в богемной американской тусовке, Бродский смог говорить, что все это "неважно".
Он поставил себе задачу писать по-английски. Но... Все критики в один голос замечали, что он лишен слуха к английским словам, не понимает их истинного звучания... в стихах. Проза, эссе на английском блистательны.
Переводчиков он изводил - должны были быть сохранены стиль, размер, форма и желательно фонетическое звучание. Хоть тресни. В борьбе с переводчиками использовал чаще кнут, чем пряник. Нет. Один кнут. Не желал слышать, что рифма в западной поэзии не используется вот уже лет шестьдесят и может придавать комическое звучание стихам.
Ненавидел многое. Пение стихов под музыку, коммунизм, французов и "хохлов". И православную церковь (ну, ладно, будем считать "весьма холодно относился"). Гордился своей нетолерантностью.
Считал себя самым еврейским евреем из всех евреев, но русским писателем.
Был груб с посторонними людьми. Своих знакомых поражал смесью нежности и грубости. Судя по некоторым намекам грубость была оскорбительной.
Не умел выступать - потел, торопился, говорил крайне неразборчиво.
В незнакомой обстановке так нервничал, что становился невыносим для окружающих.
Не мог бросить курить. Вообще избегал всяческих решений.
К своим был щедр до предела. На помощь, деньги и рекомендации. А вот роману Аксенова "Ожог", который посчитал плохо написанным, отказался дать рекомендацию. И в следующем романе Аксенов написал на него карикатуру, изобразив Бродского карьеристом, который еще живя в Союзе, готовил себе карьеру на Западе (знакомая мысль вообще-то, я думала это Пелевин придумал. Ан нет, Аксенов)
Любил разговаривать по-кошачьи - мяукал, мурчал, царапался и облизывался. Заражал этой манерой даже своих редакторов.
Считал, что английский язык дал большее количество шедевральных романов, чем русский. Потому, что английский язык выражает мысль без примеси эмоций, а русский язык создал утешительную литературу. В английском языке есть легкость, ирония, в русском чересчур много "отношения". Русской литературе нужна не правда, а сказка, утешение, сон золотой.

У литератора есть возможность создать гораздо более правдоподобную картину мира, когда он считает, что человек никуда не годится, нежели когда он считает, что человек — это падший ангел. Во втором случае неизбежно заблуждение, неизбежны иллюзии. В первом процент иллюзий несколько занижен.
Вывод - Бродский куда более свободен, чем мы (до сих пор) можем понять и принять.

Смотри на себя не сравнительно с остальными, а обособляясь. Обособляйся и позволяй себе все, что угодно. Если ты озлоблен, то не скрывай этого, пусть оно грубо; если весел — тоже, пусть оно и банально. Помни, что твоя жизнь — это твоя жизнь. Ничьи — пусть самые высокие — правила тебе не закон. Это не твои правила. В лучшем случае они похожи на твои. Будь независим. Независимость — лучшее качество на всех языках. Пусть это приведет тебя к поражению (глупое слово) — это будет только твое поражение. Ты сам сведешь с собой счеты; а то приходится сводить счеты фиг знает с кем
Читать Бродского. Учиться быть свободными
Читать далее
110
497
Аноним22 сентября 2014 г.
Долго думал, писать что-нибудь об этом шедевре биографического искусства, или "просто оставить это здесь".
Я был в Стокгольме как-то раз, там живут наши старые друзья, которые, из-за своей национальной принадлежности к еврейскому народу, вынуждены были покинуть СССР в 90-х. И вот, мне двадцать, до этого я бывал лишь в Тунисе - арабском быдло-курорте, что положительных эмоций не вызвал. Я получаю свой первый шенген, и, холодной суровой зимой, плыву на пароме из Хельсинки в Стокгольм. Город, который всегда был для меня чем-то непознанным и далеким.
Не передать как сильно я был удивлен. На улице практически нет мусорок, все выкидывают сигареты под ноги, но их не видно. Сразу убирают. Вокруг все улыбаются. Это сейчас я уже привык, что "хмурая морда русских" - штамп. Тогда я впервые увидел это различие. Не говорю, что это плевок в нашу сторону, мне больше нравится ходить хмурым, нечего раздавать направо-налево радость. Но в Стокгольме я был обескуражен. Улыбаются, черти. Следующим удивлением был местный "дом престарелых". То, что они называют этим страшным словосочетанием - жилой дом, внутри словно торговый центр, со своим магазином, своим спортзалом. У каждого старика - своя квартира. Если ему нужно вытереть зад, или поднять ложку со стола, на это есть няньки, сиделки. Понятное дело, что врачебные осмотры не обсуждаются. За все это платит государство. Не люди, которые хотят устроить своих бабушек и дедушек. А страна. Я вот недавно изучал проблему болезни Паркинсона. Узнал, что есть пансионы, где обслуживание в три раза хуже. Стоить это семье будет 30 тысяч в месяц, при двух-четырех-восьмиместном проживании.
Это мои впечатления. Самым сильным было то, что Стокгольм показался мне родным. До испуга. Как будто я родился здесь. Свой родной Петербург всегда сердцу дороже, но я побывал в некоторых европейских столицах, и ни серый Париж, ни древний Рим не смогли заставить меня себя полюбить. А вот столица Швеции смогла. Я ходил по улицам, как по Невскому проспекту. И, хоть они совсем не похожи, ощущение было одно.
Также вышло и с Бродским. Его выслали из страны, как человека, что ненавидел власть. При этом, диссидентом он не был, все знают. Он просто боролся своими стихами. А его быстренько подавили, и отправили восвояси. Куда только его не мотало. Он оказался баловнем судьбы, на мой взгляд. Везде ему были рады: и в США, и в Австрии, и в Швеции (даже Нобеля дали). Работу ему сразу нашли, стихи его печатали, причем на всех языках. Обожателей у него было полно. Короче, из всех эмигрантских судеб, мне известных, у него была самая впечатляющая.
В середине жизни, он пристрастился к Швеции, цитату его об этой стране приводить не буду, она даже в синопсисе торчит. Но это - не просто так. Став самым настоящим иностранцем, уничтожив все, что было когда-то для него свято у себя в голове, Бродский так и не вернулся в Петербург. Даже тогда, когда началась перестройка, и его просто позвали в гости. Он не смог заставить себя это сделать. Испугался. Но, как напоминание о родном городе, он постоянно ездил в шведский домик, и проводил там недели. Писал стихи, бродил по лесам, грустил. Так сложилась его судьба.
Иногда, когда я пишу стихи, мне тоже кажется, что я немного Бродский. Что мне нужно уехать куда-нибудь, чтобы политика никак не трогала меня и моих близких. Заняться литературой. Чем угодно. В домике, в квартире, в России, в Швеции. Просто немного пропасть. Это проходящее чувство, ведь я не могу терпеть одиночество, но порой оно возникает.
Эта книга с самых первых страниц показала себя с лучшей стороны. Сильно предвзятый Янгфельдт, восхищенный Бродским с юных лет, написал историю в четырех частях, которая не даст нам стопроцентный биографически точный взгляд на жизнь поэта. Но мы совершенно точно сумеем прочувствовать Бродского, ощутить его жизнь очень близко. Так, словно он совсем рядом.
Я могу еще много написать, но лучше испытать это на себе.
Читать далее
76
424
Аноним26 октября 2016 г.
Моя любовь к Иосифу Александровичу давно уже вышла за рамки литературы как таковой и перешла в область религиозного поклонения, поэтому удивить меня чем-то новым из его биографии весьма трудно. И всё-таки книгу Янгфельдта я купила не раздумывая: приятно очутиться в любимом мире.
Да, ничего даже приблизительно нового в ней нет, и больше, точнее и корректнее, чем Лев Лосев, вряд ли кто напишет о Бродском в ближайшие пятьдесят лет.
Но читать было приятно. Янгфельдт обращается с фактами бережно, все ссылочки и отсылочки очень точны, и сама книга написана с любовью и восхищением, что меня, конечно, подкупило.
Так что прочитать в любом случае стоит, невзирая на некоторую вторичность и ощущение конспекта усердного ученика.
Читать далее
28
367

Все рецензии

Цитаты

Аноним27 января 2013 г.
"Главное, не позволять себе стать жертвой, даже когда таковой и являешься".
14
311
Аноним25 января 2013 г.
Человек свободный отличается от человека порабощенного именно тем, что в случае катастрофы, неудачи, несчастья никогда не винит обстоятельства, другого человека — он винит самого себя.
13
281
Аноним27 января 2013 г.
Не зависеть от Времени — вот свобода.
12
214