What I Talk About When I Talk About Running

я начинаю вспоминать разные истории, случавшиеся со мной в середине 1960-х. По правде сказать, в этих историях нет ничего особенного. И если бы обо мне снимали документальный фильм (как подумаю, страшно становится), то их все до единой вырезали бы при монтаже, приговаривая: «Ну, уж без этого-то вполне можно обойтись. Оно не то чтобы плохо… просто слишком банально». Да-да. Все они именно такие — незначительные и банальные. Но для меня это очень ценные, наполненные смыслом воспоминания. Вспоминая то да се, я незаметно для себя самого-то улыбнусь, то нахмурюсь. Вот он я — конечный результат нагромождения всех этих банальностей. Вот он я, здесь. На северном побережье острова Кауай.

С другой стороны, если вдуматься, то склонность к полноте можно расценивать как подарок судьбы. Судите сами, чтобы не располнеть, я должен ежедневно работать над своим телом, правильно питаться и не позволять себе никаких излишеств. Это непросто, но если не отступать, то в конце концов обмен веществ оптимизируется и ты становишься не только сильнее, но и здоровее. В каком-то смысле даже омолаживаешься, ну, или, по крайней мере, начинаешь стареть гораздо медленнее. В то же время люди, которым не приходится следить за весом, не чувствуют потребности заниматься спортом или соблюдать диету. Думаю, мало кто захочет идти на такие исключительные меры, если в этом нет реальной необходимости. И именно поэтому в большинстве случаев худые от природы люди с возрастом теряют физическую форму — ведь без нагрузки не только мышцы ослабевают, но и кости размягчаются. Чтобы понять, есть ли в жизни справедливость, необходима временная перспектива.

Так уж устроена школа. Самая важная вещь, которую мы там узнаем, заключается в том, что все самое важное мы узнаем не там.

Я бреду по длинной пыльной дороге и несу свой характер, как старый чемодан. Не потому, что мне это нравится (что тут может нравиться? чемодан тяжелый и изрядно потертый) — просто больше мне нести нечего. Впрочем, я, пожалуй, уже к нему прикипел. Да-да.

Шестнадцать — мучительный возраст. В шестнадцать ты принимаешь близко к сердцу даже самые незначительные вещи, ты не можешь четко и объективно сформулировать свою позицию, приобретаешь довольно странные и по большей части бессмысленные навыки, плюс ко всему — ты чудовищно закомплексован. Однако с возрастом мы учимся — методом проб и ошибок — получать желаемое и избавляться от ненужного. Мы начинаем осознавать (и покорно принимать), что раз уж перечень наших несовершенств стремится к бесконечности, то разумнее выявить свои сильные стороны и научиться на полную катушку пользоваться тем, что имеем.

Плохо это или хорошо, круто или не круто, но самой большей ценностью на самом деле обладает то, чего нельзя увидеть. То, что мы чувствуем сердцем. Чтобы суметь понять что-то важное, нужно совершить множество бессмысленных на первый взгляд действий. Но даже то, что кажется нам бесцельным или безрезультатным, вполне возможно, вовсе не является таковым. Это мое мнение.
Мнение, основанное на собственном опыте, прочувствованное на собственной шкуре.

Для меня, как, в общем-то, и для всех остальных, жизнь — это первый и единственный опыт старения, и, следовательно, все, что я чувствую в связи с этим, я чувствую впервые. Если бы нечто подобное со мной уже было, я бы мог лучше и правильнее понять, что, собственно, происходит. Но, повторюсь, и я сам, и этот мир — для меня впервые. Так что понять все это совсем непросто. На данном этапе правильней всего воздержаться от однозначных суждений о той или иной стороне этого процесса, отложить их на потом и просто жить, принимая все таким, какое оно есть, не раскладывая на составляющие. Точно так же, как мы безоговорочно принимаем небо, облака и реку. Сдается мне, что этот, как ни крути, диковинный мир все-таки чего-то да стоит.